Я сбил целый авиаполк

14 февраля в морозной утренней дымке мы начали готовить к вылету 4 D. XXI, когда показались первые лучи солнца, наши самолеты уже были высоко в небе над Койвисто. Финский залив был еще почти целиком покрыт льдом, и нашей задачей было найти чистые фарватеры для судоходства и подходы к русским базам. С высоты 6000 метров мы отлично видели, что повсюду обширные ледяные поля. Справа смутно вырисовывалась береговая линия, на юго-востоке виднелся выступ Карельского перешейка, но впереди – один только сверкающий лед. Случайно я глянул назад и вверх, сказался опыт предыдущих двух лет боев, и я вдруг начал вспоминать события этих лет. За это время весь мир превратился в одно сплошное поле боя. Я провел в воздухе сотни часов, стрелял сам, и стреляли по мне, я видел, как гибли мои товарищи, испытал все прелести стремительного перепада высот и больших перегрузок во время воздушного боя. Постоянное нервное напряжение начало сказываться даже на самой устойчивой психике и притупляло чувства, однако я пока еще не чувствовал перенапряжения. Довоенная жизнь казалась бесконечно далекой, словно существовала только на страницах романов. Мой мир сжался до кабины истребителя, и я больше не мог представить себе иной жизни.

Но зенитки с Лавенсаари внезапно вернули меня к реальности. Я сбросил газ и наклонил нос «фоккера», переведя его в пологое пике, покачивая из стороны в сторону. Однако я ничего не видел, кроме вмерзших в лед кораблей, которые бешено стреляли по мне. Русские самолеты, похожие на маленькие черные крестики, были рассредоточены по аэродрому. Вскоре мы вышли за пределы досягаемости зениток, и я уже готовился садиться в Рёмпётти, как вдруг по радио сообщили, что замечен грузовик, идущий от Шепелевского по льду. Вместе с Хаге Кроном я повернул на северо-запад и где-то вдалеке на бесконечном ледовом поле увидел крошечную точку, неподвижно стоящую на льду. Мы пролетели на малой высоте над грузовиком, чтобы проверить, что же он везет. Я увидел десять бочек, вероятно, с горючим, и около десятка человек. Вокруг не было ни одного вражеского истребителя, но до Сескара грузовику оставалось около 20 километров, поэтому его требовалось уничтожить по-быстрому и удрать, пока не взлетели русские истребители.

Я поймал машину на прицел, и она остановилась, как только я открыл огонь. Люди начали выпрыгивать из кузова и прятаться под машиной. Но это была лишь временная передышка, так как во время нашего третьего захода топливо взорвалось, и все вокруг залил горящий бензин. Мы повернули домой, оставив позади столбы дыма, поднимающиеся в небеса, и нескольких сильно обожженных русских. Грузовик был не так уж важен, но были рады, подложив Иванам свинью прямо под носом их истребителей.

Дни шли один за другим, и до 27 марта просто не было никакой возможности подняться в воздух. После атаки на грузовик мы вылетели только на «Чайках» и переключились на штурмовки русских позиций в районе Шепелевского на противоположном берегу залива. Русские, вероятно, были немало озадачены, когда их начинали обстреливать самолеты, которые они считали своими. После атаки я отправился в штаб, чтобы забрать почту, и уже по лицу Олли Пухакка понял, что у него есть новости для меня, так как он с трудом скрывал возбуждение. Он передал мне телеграмму от командующего ВВС. Мне приказывали принять командование только что сформированной 34-й истребительной эскадрильей, HLeLv 34.

Снова истребители

HLeLv 34 была официально создана 13 марта, когда наши лучшие летчики-истребители пригнали из Винер-Нойштадта, пригорода Вены, в Мальми 16 новых истребителей Мессершмит Bf-109G-2. Эскадрилья должна была базироваться на материке в Утти, куда и перебросили основную часть «мессершмиттов». Одно звено осталось в Мальми, чтобы усилить ПВО Хельсинки. Вероятно, лучше других подходил для командования этим подразделением майор Эркки Олави Энрот, однако… смерть подкарауливает всех нас. Прежде чем майор Энрот успел принять командование HLeLv 34, он погиб во время тренировочного полета, пытаясь выполнять фигуры высшего пилотажа на малой высоте. Его самолет врезался в деревья, окружающие Утти. Поэтому, когда я прибыл туда, моим первым долгом стало отдать дань памяти доброму другу, который теперь лежал на кладбище Хиетаниеми.