Я сделаю это для тебя

Он видел перед собой жену и сына и вынужден был смотреть им в лицо. Они говорили с ним, задавали вопросы о прожитых в разлуке годах. А он упивался радостью встречи и вел с ними безмолвные беседы, перебивал, пытался вернуть забвение и снова впускал их в душу. Обрывки его истории перемешивались с этими короткими, рваными разговорами. Вычеркнутые из памяти сцены всплывали на поверхность и оживали перед мысленным взором. Одни согревали сладостью мгновения, другие обжигали воспоминанием о жестокости и боли.

Впервые за долгое время он был наедине с собой.

* * *

Молодой лощеный журналист Оливье Шолли взглянул на оробевшего торговца и протянул ему микрофон:

— Вы совершенно уверены? Вы действительно его узнали?

Книготорговец колебался. Произнесенные на камеру слова приобретали совершенно иное значение, чем в дружеском разговоре в «Кафе де ла Пост».

— Да… ну… нет. Думаю, это он, но точно утверждать не могу. На снимке его не очень-то разглядишь.

Голубоглазый репортер нахмурил тонкие брови, разочарованный столь уклончивым ответом. В подводке к сюжету он высказался слишком категорично и теперь ругал себя последними словами. Надо же было так вляпаться! Оказаться первачом, получить информацию общенационального значения — и проколоться с собеседником. Ужасное невезение… Он выбрал этого торговца за выдержанность и хорошую речь, но перед камерой вся его представительность мгновенно улетучилась. Париж не простит провала. Нужно что-то делать, иначе его навсегда сочтут жалким некомпетентным провинциалом.

Шолли начал искать самого словоохотливого торговца в квартале и обнаружил его в нескольких метрах от места съемки. Пузатый продавец из табачной лавки стоял скрестив руки на груди и наблюдал за происходящим. Вид у него был насупленный: он явно обиделся, что интервью берут не у него. Табачник мысленно проклинал журналиста, лишившего его мгновения славы. А ведь это он первым вышел к писаке и рассказал все, что знал, перед кафе, а уж потом в бистро подтянулись остальные. И этот хлыщ предпочел книготорговца! Торговлишка у того попрестижней будет, видите ли. Черная несправедливость! Ну да, у него голос крикливый, и говорит он не шибко грамотно, зато отвечает за свои слова! Кто лучше его знает Жана? Кто снабжал его сигаретами и бесплатными талонами на питание? Мир воистину несправедлив!

— Разглядеть лицо похищенного на пленке действительно почти невозможно. — Оливье Шолли импровизировал, направляясь к табачной лавке. — Вот почему некоторые местные торговцы так осторожны, когда их спрашивают, узнают ли они в похищенном бродяге бездомного по имени Жан, обретавшегося в их квартале. Впрочем, кое-кто проявляет большую уверенность, в том числе хозяин табачной лавки, который сегодня утром высказался совершенно категорично.

«Главное, чтобы он мне рожу не расквасил», — думал Шолли.

Завидев оператора, торговец напрягся и еще больше насупился.

«Вот черт, сюжет эти придурки мне все-таки загубят! Нужно его подмаслить».

— Я собираюсь поговорить с Жан-Франсуа Азо, этот великан с золотым сердцем — истинный герой квартала. Он великодушно снабжал бездомного по имени Жан куревом и время от времени приглашал пообедать. Местные жители дали Жану прозвище Поэт.

Торговец расслабился, выпятил подбородок и лучезарно улыбнулся в объектив камеры.

— Итак, месье Азо, вы уверены, что опознали заложника? Это тот самый человек, которому вы всегда так добросердечно помогали?

— Можете не сомневаться! Это он.

Оливье Шолли почувствовал облегчение.

Лесть всегда срабатывает.

— Но ведь, как я уже сказал, на видео его лицо разглядеть практически невозможно.

— А я узнал не лицо — одежду. На нем куртка и рубашка, которые я сам ему отдал несколько месяцев назад. Ну, само собой, тряпки тогда выглядели получше.

Репортер ликовал:

— Значит, вы опознали его только по одежде, я вас правильно понял?

— И то хлеб, разве нет? — Торговец снова набычился.

— Конечно-конечно, но вы говорили мне о некоторых других приметах.

— Ну, слово «приметы» я уж точно не произносил, я не сыском занимаюсь, а сигаретами торгую. Но другие «элементы» и впрямь имеются. Например, манера держаться — он всегда немного сутулился, форма лица, длина волос. Все сходится, точно вам говорю. Я в себе уверен. Это Жан.

— Очень хорошо. А теперь расскажите мне об этом человеке. Кто он, откуда? Вам известна его история?