— Поверьте, ребята, я так растерялся, — сокрушался Степан. — Еле-еле понял, что мужичишка, которого я отбил у этих ребят, карманный вор. Он, оказывается, вытащил кошелек у этой самой дамочки, а один из парней, заметив это, схватил его за руку. Карманник хотел увернуться, а они ему тут и поддали... И нужно ведь... его-то я и защитил, — при этих словах Степан от злости заскрипел зубами. — И самое обидное, — продолжал он, — пока я расправлялся с ребятами, воришка исчез, прихватив с собой украденный кошелек. Тут началось такое... — и Степка, тяжело вздохнув, разочарованно махнул рукой.
— Что я им мог ответить, — низко опустив голову, говорил Степан. — Ведь я не нарочно это сделал, но в такой обстановке объяснить им что-то было трудно. Они меня, как преступника, привезли и сдали дежурному по городу. Что мне теперь делать? — и Степка посмотрел на нас вопросительным, безнадежным взглядом.
— Да, история неприятная, — заметил я.
— Что и говорить, — подтвердил Толик.
— Э-э-э, откуда взялся этот ишак-карманщик! — выругался Анвар.
— Ничего, Степка, не падай духом, чего-нибудь придумаем, — сказал я, хлопнув его по плечу.
— Нужно поймать этого воришку, — продолжал со злостью Анвар. Нервничая, он коверкал русские слова.
— Это мысль, — поддержал его подошедший к нам Вадим.
— А что, ребята, давайте не пойдем в следующее воскресенье в увольнение, будем искать этого карманника, — предложил я.
— Где ты его найдешь... город большой, конца и края не видать, — вмешался Толик.
— Как где? В автобусе, — вставил Вадим.
— В автобусе... — повторил Толик. — Поди, ищи ветра в поле. Ташкент — это тебе не наша станция, тут не меньше тысячи автобусов.
— Начальник курса, пожалуй, не разрешит, — вполголоса произнес Степан.
В течение недели Степан ходил невеселый, ни с кем не разговаривал, лишь время от времени произносил:
— Вот, гад, а! Вот, гад какой!
Ясно было, что Степан не мог простить себе случившегося и каждую минуту с ненавистью вспоминал карманника.
Радоваться, конечно, было нечему, да и, к тому же, начальник школы, узнав о случившемся, лишил курс на два воскресенья увольнительных в город. Видя удрученное настроение Степана, я, Толик и Вадим старались не оставлять его наедине.
— Ты, Степка, не очень переживай, — успокаивал его Толик. — Подумаешь, упустил. Я слышал, что Мирный весь курс хочет бросить на его розыски. Так что изловим.
— Вид-то больно был безобидный у этого мужика, — сокрушался Степка. — Его били, а он молчал, вот это меня и разжалобило. Ну, попадись он мне... я из него лепешку сделаю. Будет он помнить Степана!
— Зря ты, Степа, горячишься, — прервал его Вадим. — Избить — дело не хитрое. Ты ведь не имеешь права трогать человека.
— Да какой он человек, — вспылил Степка, — ворюга он. А таких давить надо. Притворился мышкой... Погоди, попадется мне... — И Степка сверкал своими большими, навыкате, глазами.
Всегда добродушное и веселое, в этот момент его лицо было на редкость злым, губы вытянуты вперед, нос с горбинкой скорее походил на клюв орла.
— Так ты, друг мой милый, долго в милиции не протянешь, — обратился я к нему.
— Отчего же?!
— Да от того, что работник милиции не должен быть холеричным.
— Э-э-э, — рассмеялся Степка, — тоже мне, нашелся теоретик милицейской психологии.
— Ты, Лешка, всегда уговариваешь других, а сам вон вчера как со старшиной ругался. Он тебе этого не простит, — поддержал Степку подошедший к нам Анвар.
Его за последнее время все чаще и чаще можно было видеть рядом со Степаном. Анвар оказался очень чувствительным человеком и искренне переживал случившееся.
— Ай, ай, — тянул он с характерным восточным акцентом. — И зачем ты, Степка, поехал на этот базар. Сказал бы, что тебе нужны фрукты, я бы тебе из дома целый мешок притащил.
— Причем тут базар? Ты говори лучше о преступнике, а не о базаре. Базар... базар, — не зло ворчал Степан. — Сам я виноват, Анварчик. На два румба взял правее, вот и наскочил на рифы, — усмехнулся он. — Но посудина моя течи не дала. Держусь я, брат, держусь.
И все же Степке держаться приходилось трудновато. На каждой перемене кто-нибудь из курсантов подходил и просил его рассказать, как все это случилось. Сначала Степка терпеливо и добросовестно рассказывал всем, а затем это его уже начало раздражать.
— Да идите вы от меня к чертовой бабушке, — ругался он в коридоре. — Никаких я карманников не упускал и ничего не знаю.
В довершение всех этих разговоров на семинарском занятии по криминалистике (мы как раз проходили словесный портрет) преподаватель вызвал к доске Степана и попросил его описать внешность мужика-карманника. Мы, не выдержав, засмеялись, а у Степки уши покраснели, видимо, в самые печенки въелся ему этот злосчастный воришка.
Но это было еще не все. В следующее воскресенье, сразу же после завтрака, нас выстроили на плацу, и Мирный попросил Степана выйти перед строем и рассказать всему курсу, как выглядит карманник, во что он был одет.