Я - Шарлотта Симмонс

— Очень хорошо, — похвалил тренер, хотя выражение его лица, по мнению Джоджо, не соответствовало словам. Может, он издевается? — Ну так вот, — продолжил тренер свой экскурс в историю философии, — из листьев этой самой цикуты делают яд. Сократ был ужасно принципиальный мужик, Джоджо. Вот он и решил покончить жизнь самоубийством, чтобы не… В общем, это как-то было связано с его принципами. И знаешь что, Джоджо? Это все, что тебе нужно знать о Сократе. Больше ничего тебе в жизни не пригодится. И это действительно то, что должен знать каждый. Ты еще слишком молодой и думаешь, наверно, что все вокруг очень умные и много знают, но поверь мне пока на слово: любому из нас вполне достаточно знать, кто такой был этот самый Сократ. Прозвучало его имя в разговоре — и ты сразу вспомнил. И никто — слышишь? — никто не будет знать о нем больше, чем ты. Есть, конечно, всякие зубрилы и специалисты по гуманитарным наукам, но сейчас речь не о них, а о нормальных людях, с которыми тебе предстоит общаться в жизни.

— Да я понимаю, но все равно… разве не полезно знать хоть что-нибудь об этом? Вы же сами говорите, что здесь, в Дьюпонте, мы можем получить самое лучшее образование. Вот я и подумал… может быть… просто пока я здесь… может, мне стоит записаться на другие курсы, например, на нормальную экономику, а не то, что я сейчас слушаю.

В голосе тренера послышались ноты усталости и раздражения.

— Какая еще нормальная экономика, Джоджо? Чем тебе не нравится тот курс, на который ты ходишь?

— Он называется «Основы теории неустойчивости рынков». Мистер Баггерс читает.

— Ну да, знаю я его. Клевый чувак. И преподаватель что надо.

— Да я не сомневаюсь, но он ведь специально этот курс переделывает для нас — для качков.

— Вот как? Это еще что значит? — сухо, сквозь зубы переспросил тренер.

— Остальные студенты называют его «Качание рынков». И для других наших курсов тоже прикольные названия придумали.

— Да? И что же ты мне предложишь взамен?

— Ну, вот есть у меня идея. Мне тут рассказали, что можно походить на вводный курс по истории философии.

— Рассказали ему. Кто тебе рассказал — эта девчонка?

— Ну… вообще-то да. Судя по тому, что она говорила, эти лекции должны быть очень интересными. Курс называется «Век Сократа».

Тренер посмотрел на Джоджо так, что тому стало не по себе. Глядя со стороны можно было подумать, будто блудный сын-подросток явился к отцу сообщить, что раздолбал в хлам любимый папашин «ламборгини» во время драг-рейсинга. Это красноречивое молчание тренера продолжалось, как показалось Джоджо, целую вечность. Наконец хозяин кабинета нажал кнопку громкой связи.

— Селеста, принеси мне каталог наших курсов… Да-да. Курсов, которые читаются в Дьюпонтском университете…

Потом он молча уставился на Джоджо, которому казалось, что тренер какими-то лучами просверливает его насквозь и выворачивает наизнанку. Он явно чего-то «не догонял» и пытался понять причины столь странного поведения своего подопечного.

Наконец вошла Селеста. Она игриво, чтобы не сказать — похотливо улыбнулась Джоджо («Ну, ни хрена себе!» — подумал парень, несмотря на всю напряженность ситуации) и протянула каталог тренеру. Тот повернулся в кресле спиной к Джоджо, открыл каталог, перелистал и начал водить пальцем по странице; затем он круто развернулся лицом к Джоджо и невыразительным голосом осведомился:

— Может, вот это, Джоджо? — Он прочел из каталога: — «Философия. Курс триста восемь. Век Сократа: рационализм, иррациональность и анимистическая магия в ранний период развития философской мысли в Древней Греции. Мистер Марголис».

— Да-да, именно это, — довольно улыбаясь, закивал Джоджо. — Я помню, там как раз было про эту магию… анималистическую!

Тренер закатил глаза, но не стал комментировать заявление подопечного. Выждав паузу, он повторил:

— Философия, курс триста восемь. А ты хоть понимаешь, Джоджо, что такое триста восемь?

Джоджо не стал делать умный вид, а просто отрицательно помотал головой.

— Это означает курс высшего уровня сложности. Трехсотые номера соответствуют самым сложным курсам. Ты хоть раз ходил на какой-нибудь курс из трехсотых номеров?

Джоджо пришлось снова отрицательно помотать головой.

Тренер опять заглянул в каталог.

— И ты представляешь себе, что такое этот самый рационализм и иррациональность, не говоря уж про анимистическую магию?

— Ну, типа того… — замялся Джоджо. — Более-менее.

— Типа того. Более-менее. Это потрясающе. Сразу видно: человек знает, на что идет.

Поток эмоций вдруг захлестнул Джоджо, и он, не выдержав, взмолился:

— Ладно, вы правы, фигня все это, и ни черта я во всей этой философии не понимаю. Смешно даже и прикидываться. Но поймите, я хочу хоть чему-нибудь научиться! Если уж мне все равно положено отсиживать в аудиториях, я бы хотел учиться, а не так, как сейчас — все по верхам, все не по-настоящему. Я уже устал от этого. Я ведь не дебил какой-нибудь, не просто тупой качок, и мне надоело, что ко мне так относятся!

Тренер не обратил внимания на эту тираду и спросил:

— А ты, кстати, знаешь, кто такой этот мистер Марголис?