Я - Шарлотта Симмонс

Уголком глаза Джоджо заметил, как Дашорн и Трейшоун наклонились к тренеру, явно диктовавшему им тактические ходы, которые следовало использовать против сменившего свою тактику противника, и не предназначавшиеся для всеобщего ознакомления. Кёртис и Андре тоже встали к тренеру вплотную. Разумеется, Бастер должен был дать инструкцию всей пятерке, прежде чем они вернутся на площадку. Джоджо попытался протиснуться между ними, чтобы не пропустить ничего из драгоценных указаний. Он глубоко вздохнул, присоединяясь к остальным… Конджерс?.. Неприятный холодок пробежал по всему телу… И раньше, чем это логически осознал его мозг, Джоджо просто печенкой почувствовал беду…

Оказывается, он не разглядел, что за Трейшоуном-Башней стоит другой чернокожий парень, причем стоит он на том самом месте, где должен бы находиться сам Джоджо, — между Трейшоуном и тренером. Вернон Конджерс. Наклонился, упер руки в колени, как и остальные… и слушал последние указания тренера перед продолжением игры. Джоджо попытался было «вписаться»… но понял, что это уже бесполезно и никому не нужно. Он так и остался стоять — выпрямившись, но понуро ссутулив плечи и с полуоткрытым ртом.

Тренер посмотрел на него с таким выражением, словно хотел сказать: «А, это ты! Привет, не ожидал тебя здесь увидеть». Самое же страшное заключалось в другом: Бастер не стал на него ругаться… Наоборот, его голос звучал непривычно мягко и по-доброму…

— Джоджо, по-моему, тебе нужно передохнуть. — С этими словами тренер чуть заметно… в неопределенном направлении… кивнул головой… Но эта неопределенность не осталась непонятой Дашорном, Трейшоуном, Андре, Кёртисом и уж, конечно, Верноном Конджерсом. Да и что тут говорить? Яснее ясного, что Джоджо отправляют на скамейку запасных.

Все, кроме тренера отвернулись от него и смотрели куда-то в сторону, а Джоджо смотрел мимо них. Отчаянно пытаясь зацепиться глазами хоть за что-нибудь, за что угодно, он глянул на табло и вздрогнул. В первой четверти было сыграно четыре минуты и сорок секунд.

Все произошло именно так, как и предсказал Джамал Перкинс. Джоджо не продержался в стартовом составе дьюпонтской команды в первом матче сезона даже пяти минут — а ведь этот сезон должен бы стать для него решающим. Завершись он неудачно — и конец карьере Джоджо в профессиональном спорте! А ведь, это поломает и всю его жизнь, потому что никакой другой роли в этом мире, кроме баскетболиста, Джоджо Йоханссен для себя не видел и представить не мог.

Вдруг он непроивзольно прислушался к звучанию оркестра. Трубы, тромбоны, кларнеты, валторны, мощные барабаны — все они играли «О брат мой» почему-то в четком, почти роковом ритме «На солнечной стороне улицы».

В понедельник вечером по аллее Лэддинг прогуливались двое студентов, которым не было ну абсолютно никакого дела до того, что творится в Чаше Бастера. Обрамлявшие аллею низенькие декоративные светильники — очень уж низенькие, слабенькие и совсем декоративные — не столько освещали старинные здания и деревья, мимо которых петляла дорожка, сколько подчеркивали их присутствие в густом сумраке, отбрасывая гротескные тени.

— Нет, тут действительно темно и как-то загадочно, — заявил Эдам, надеясь, что Шарлотта поймет его правильно. — Если честно, я и не помню, чтобы мне приходилось ходить по аллее Лэддинг так поздно. Хотя, с другой стороны, мне не приходилось слышать чтобы что-нибудь с кем-нибудь случилось здесь ночью… а уж днем — тем более. Ну скажи, чего здесь можно бояться?

— Понимаешь, я не то чтобы… не то чтобы боюсь, — сказала Шарлотта. — Просто не хотелось идти так далеко одной в темноте… Сам видишь, тут не два шага шагнуть.

Шарлотта махнула рукой вперед, и Эдам, посмотрев в этом направлении, не мог не согласиться, что аллея действительно длинная. Впереди две полосы светильников, установленных по обеим ее сторонам, сходились в одну мерцающую линию, удалявшуюся куда-то далеко в темноту.

— Тут, понимаешь, не страшно, а… как-то жутко, я бы сказала — подозрительно, — пояснила девушка. — Однажды я уже шла здесь поздно вечером. Не одна, конечно, а с Беттиной и Мими. Не помню уж, почему нас сюда занесло, но помню, что не по себе нам тогда было… Ну да ладно, если хочешь, можешь записать меня в трусливые мышки! Да, мне было страшно. Я понимаю, что это глупо, но ничего с собой поделать не могу. Поэтому спасибо огромное, что ты согласился меня проводить.