Я - Шарлотта Симмонс

Следующая минута — или все же минуты? — прошли как в бреду. Вот Джоджо вроде бы оказался в нужном месте под щитом, чтобы перекрыть Перкинсу путь к кольцу, но в следующую секунду — он и сам не понял, как это получилось, — тот сделал несколько ложных финтов, обошел его как мальчишку и вышел под кольцо прямо по осевой линии. Джоджо, не желая сдаваться, в сумасшедшем рывке из последних сил заблокировал Перкинса, вскинув руки дюймов на шесть над кольцом. Но Перкинс, как чертик из табакерки, вынырнул прямо из-под растопыренных клешней Джоджо и мощным движением в прыжке уложил мяч в кольцо с другой стороны.

Восстановить точную последовательность всего того, что происходило потом, Джоджо, наверное, не смог бы. Но его проколы и обломы повторялись и повторялись. Перкинс так давил Джоджо, когда Дьюпонт был в нападении, что Дашорн, Кёртис и Андре просто плюнули на него и, проходя под кольцо, разыгрывали комбинации только с Трейшоуном. Когда же нужно было опекать Перкинса во время атаки Цинциннати — опекать его не получалось. Нейтрализовывать, блокировать, перекрывать кислород… какое там! Джоджо никогда в жизни не испытывал такого унижения на площадке. Вроде бы он все делал правильно, — но Перкинс каждый раз взрывался и проскакивал вокруг него, взлетал над ним, подныривал под ним, на максимальной скорости, со всей силой — и трижды, три раза кряду мяч из рук Перкинса отправлялся прямо в кольцо, причем каждый раз это было так неожиданно и в то же время повторялось с такой регулярностью и неотвратимостью, что Джоджо… Джоджо… Джоджо…

И вот чертова сирена прозвучала. Ее звук ни с чем не спутаешь. Все кончилось, и ПОМЕХИ рассыпались на отдельные голоса… мир, в котором не было ничего, кроме игры, рухнул, и Джоджо вновь оказался там, где эту игру судят, планируют, анализируют и решают, что делать с теми, кто ее не вытягивает. Проклятая дудка! На самом деле стадион вовсе не затих. Сменилась только тональность разговоров болельщиков, их криков и смеха. И толпа уже не казалась безликой массой в смутном тумане. Теперь Джоджо мог видеть отдельные лица. Болельщики снова стали людьми — теми людьми, посмотреть на которых он никак не мог себя заставить. Он боялся встретиться с кем-нибудь взглядом, понимая, что любой, кто пришел сегодня болеть за Дьюпонт, имеет право смотреть на него как на последнее ничтожество, как на человека, который провалил игру и подвел команду.

— Эй, Джоджо! — донесся молодой голос откуда-то сверху, где сидели не старые богачи-болельщики и почетные гости, а студенты. — Ты там совсем охренел или прикидываешься? Сколько тебе заплатят за такую игру, Джоджо? Может, четвертак?

Эти полные презрения слова были встречены взрывом одобрительного смеха.

Джоджо непроизвольно посмотрел туда, откуда донесся голос, хлестнувший его, как кнутом. Похоже, вон они — над боковым входом — четверо парней, видно, студенты. Нагло пялятся на него, на рожах застыли презрительные улыбки, они знают, что имеют право издеваться над ним, и лишь с некоторым интересом ждут, что он им ответит.

Джоджо молча отвернулся и направился к скамейке. Лишь в эту секунду он заставил себя посмотреть на табло. Он знал, что его команда проигрывает, но даже не представлял, как плохо обстоят дела. 12: 2, причем восемь очков из двенадцати, набранных Цинциннати, заработал для своей команды Джамал Перкинс, и это значит, что четыре раза он переиграл Джоджо Йоханссена в очном поединке… четыре раза просто размазал этого слюнтяя по площадке… четыре раза смешал этого белого парня с дерьмом…

Что ждало Джоджо на скамейке, он уже слышал заранее. Вряд ли тренер станет подбирать для него особые слова и ругательства. Пока что же, как это всегда бывало, когда игра не складывалась, Бастер Рот, даже не дав стартовой пятерке сесть, начитывал игрокам лекцию, посвященную «проблемам матриархата»… Мать твою то и мать твою это… и твою мать, кстати, тоже. По полной огребли Дашорн, Трейшоун, Кёртис и Андре… Да, даже Трейшоун… Его мать, оказывается, тоже была не лучше остальных.