Я щёлкну пальцами и ты проснёшься

Девушка села рядом с Матвеем и нечаянно коснулась его рукой. Она отшатнулась.

– Прости.

– Ничего, не беспокойся.

Девушка вдруг глубоко вдохнула.

– Я могу снова взять тебя за руку?

– Да, конечно, – Матвей не ожидал такого предложения.

Девушка взяла его за руку и стала прощупывать тыльную часть.

– У тебя рисунок тут?

– Да.

– Завитушка с палочкой?

– Золотое сечение.

Она улыбнулась и отпустила его руку. Матвей всё ещё ощущал нежность её прикосновения. Девушка сияла.

– Это Флоренция. Чай будем пить? – спросила Дарина.

– Можно Флора. Мам, я ужасно голодна.

– Да-да, сейчас поставлю.

– Это ваша дочь? Очень красивая! А почему имя такое, как у города в Испании? Папа испанец? – Люба снова атаковала Дарину расспросами.

– В Италии. Город тут ни при чём. Мне хотелось, чтобы она цвела, вот и Флора.

– Круто! Я Люба, а это Матвей. Блин, мы про Андрея забыли, давайте я отнесу ему еду, – она сорвалась с места.

– Да, Люб, сходи, пожалуйста.

– Матвей, ты будешь чай?

– Конечно, да, спасибо, – он говорил немного сбивчиво. Ему хотелось заговорить с Флорой, но подходящей темы не находилось.

– А у тебя голова часто болит?

– У неё иногда так бывает, когда сильный стресс – начинается головная боль и длится несколько дней. Вот, после обстрела мучается.

– А почему вы не уезжаете?

– Мы только переехали недавно, четыре месяца назад, весной.

– В смысле, когда тут уже напряжёнка была и блокпосты?

– Да.

– Зачем вам это?

– Так нужно, это наш путь и наш опыт.

– Это странно.

– Пожалуй, да. Иначе нельзя.

Флора медленно поднесла ложку ко рту. Ей было неловко. Казалось, что у Матвея десять тысяч глаз по всему телу и все смотрят на неё.

– Мам, я пойду есть в свою комнату.

– Хорошо, я отнесу тарелку.

Флора встала и неспеша направилась к выходу. Тысячеокий Матвей провожал её взглядом.

– Мам, это он! – шепнула Флора Дарине, когда они дошли до комнаты.

– Он?

– Рисунок на руке, завитушка с палочкой, он мне снился! Он стучит как я!

Дарина улыбнулась.

– Ну, я поздравляю тебя, милая!Двойка Кубков, помнишь?– она обняла дочь.

– Да, как и Пятёрку Жезлов, грядущие два года, полные крови и ужаса…

– Ты можешь уехать к Розе, если станет плохо. Не терпи, если нет понимания ради чего, хорошо? Обещаешь, что скажешь мне, если станет плохо?

– Да.

– Договорились. Ты знаешь, если твой – ещё не значит идеальный.

Флора вздохнула.

– Я помню, мам.

– Всё, ешь, остывает.

Глава 5. Матвей

Я чувствовал необъяснимую дрожь внутри. Начало июня часто холодное, но в этот раз причина другая. Даже глядя на свою чашку с чаем я видел Флору. Такого со мной ещё не было. Может, следствие стресса? Может, я чувствую опасность и поэтому влечение к девушкам становится особым? Почему же оно не появилось раньше, к Любе? Нет, это что-то другое. Флора – она из сказки. Знать бы только, из какой.

Дарина вернулась на кухню.

– Дарин, а Флора, она… Не видит?

– Не видит. С рождения у неё было слабое зрение, к одиннадцати потерялось полностью.

– А пробовали лечить?

– Да, но в какой-то момент она попросила больше не водить её к врачам. Да и они сами говорили, что пока медицина бессильна.

– Жаль.

Дарина налила чай и села напротив.

– Она проникается миром сильнее, чем кто либо из всех, кого я знаю. Флора говорит, что у каждого сердца своя музыка. Она слышит сердцебиение и понимает, кто рядом с ней. Называет это «стучать». Говорит: «Этот скучно стучит, он слишком важен; она мягко стучит, как веточка вербы в окно»

– Как стучишь ты в её мире?

– Тепло и мягко. Я же мама, я смягчаю твердь. В нашем языке много ласки. «Мамочкины суффиксы», слышал такое выражение? Солнышко светит, птички поют. Мама – посредник между лёгким и воздушным миром душ и твёрдой материальной Землёй. Заметь, что к небу ласкательные суффиксы не применяются. Нет у нас «небочка», «небушка», «небонька». Потому что там и так концентрат ласки и душа это знает. А земля – «земелька», «землица», твердь – «твёрденько».

– Аж погуглить захотелось!

– Пожалуйста, – улыбнулась Дарина. Видно, мой скепсис немного забавлял её.

– Вот песня есть «Небо-небушко».

– Такое можно отнести к авторскому сленгу. Ты в источниках ищи, словарях.

Я водил пальцем по экрану телефона.

– На «Грамоте» нет. Хм, правда нет. – Я задумался. – Просто небо большое, какие к нему уменьшительно-ласкательные?

– Море-морюшко, поле-полюшко, лес-лесочек – всё большое. Ты прав в том, что от площади тоже зависит. Есть «океан», нет «океанчика» и «океанушки», «океанульки». Есть тайга, но нет «таёжки». Тут ещё вопрос обстоятельств появления языка. Человек появился, от мамы, от обезьяны, от Бога – не суть, что сразу увидел? Вверху небо, внизу земля. Их и обозначил.

– А что, если он смотрел перед собой и видел океан?

– Матвей, я понимаю тебя. Мы оба не филологи и не лингвисты. Нужно знать, в каких природных условиях зарождался праславянский язык, изучать влияние на него древнегреческого, латыни, ведь мы не первые. Я говорю о том, какую энергию чувствую в этих словах.

– Ладно, ты права, это типичный кухонный спор. Что-то в твоих словах есть, может быть. Какую энергию ты чувствуешь во мне?

– Умник с выраженным Меркурием.