Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Где-то на пути из Владимира в Ярославль мы заглянули в маленькую заброшенную церквушку, по-видимому, приспособленную под клуб. Стоя там на высоком деревянном помосте и разглядывая фрески, я стала пятиться и свалилась. Но это было не падение, а замедленный полет, во время которого я успела удивиться тому, что джентльмены не пытаются меня поймать. Они остолбенели и со страхом смотрели на меня. Ким был в ужасе: он не сомневался, что я сломала себе шею. А я перевернулась в воздухе и удачно, как кошка, приземлилась, ничего себе не повредив. Больше мне никогда так не везло, впоследствии мои падения даже на ровном месте всегда кончались нелегкими травмами.

Ким говорил о моем «полете» как о некоем чуде, хотя и не в религиозном смысле. Будучи атеистом и большим скептиком, он ни во что сверхъестественное не верил, но при этом часто вспоминал, как чудом уцелел в годы гражданской войны в Испании. Он находился в машине, когда в нее попала советская бомба. До этого он всю дорогу сидел на одном месте и потом не мог понять, почему после короткой остановки обошел машину и сел на другое место. Рассказывая об этом, он рисовал наглядную схему и показывал стрелкой свой путь. Бомба угодила именно туда, где он сидел раньше. Все были убиты, а Ким отделался легким ранением в голову.

В Ярославле мы поселились в уютной старой гостинице в центре города. Среди ночи меня разбудил громкий стук и голос с требованием немедленно открыть дверь. Я открыла. Ворвалась дежурная, обшарила цепким взглядом все углы, заглянула в ванную и, бросив на ходу, что я кого-то заливаю, удалилась. Я не стала углубляться в размышления по этому поводу и снова уснула. Утром я рассказала всей нашей компании о ночном эпизоде. Оказалось, что этажом ниже, как раз подо мной, жил Ким. В его номере, как и в моем, все было в порядке. Что (или, вернее, кого) у меня искали? Скорее всего мужчину. Дело в том, что дежурная по этажу в гостинице исполняла функции своего рода «полиции нравов» и рассчитывала застать меня на месте преступления. В ее глазах одинокая молодая особа, да еще в компании с иностранцами непременно должна быть женщиной легкого поведения. К ее удивлению и разочарованию, я спала сном праведницы.

Я постоянно ощущала пристальное внимание Кима. Он был натянут как струна, и невозможно было не заметить его влюбленности, а меня это только тяготило. Несмотря на то что мне было приятно и интересно общаться с Кимом, мои чувства к нему еще не пробудились: пожилой мужчина с одутловатым лицом не мог быть героем моего романа! Ким несправедливо обвинял Блейков, что они стараются не оставлять нас наедине. На самом деле я сама его избегала.

Наконец Ким потерял терпение. В последний вечер нашего пребывания в Ярославле он схватил меня за руку, усадил на скамейку и решительно заявил:

— Карты на стол. Я хочу женаться с тобой, — именно так он сказал, но мне было не до смеха.

По-видимому, он долго готовил эту фразу, но с падежами и союзами так и не справился. И впоследствии они давались ему с трудом. Например, он говорил: «Я ухаживаю тебя, потому что люблю за тобой». Подобные пассажи в его устах звучали забавно, и я не всегда его поправляла.

Предложение Кима застало меня врасплох, и я онемела. Он, неправильно истолковав мое замешательство, решил, что мне не понятен смысл выражения «карты на стол». В полной растерянности я стала бормотать: «как можно», «мы едва знакомы». Ким был настроен решительно, утверждал, что уже успел узнать меня. Сказал, что он сильный мужчина, и спросил, хочу ли я иметь детей. Его интересовали мои вкусы. Что я предпочитаю из еды? Картошку. Это развеселило его. Обрадовался, что я люблю путешествовать, и пригласил меня в Сибирь. Было ясно, что принятое решение он хорошо обдумал.

Я, тем не менее, пыталась обратить все в шутку, но он оставался серьезным и непреклонным. Тогда я стала его отговаривать, пугая тем, что я ленивая, бесхозяйственная, к тому же слаба здоровьем. Но он не отступал. Не остановило его и предостережение Иды. Еще до знакомства с Кимом в порыве откровенности я рассказала ей, что когда-то врачи поставили мне роковой диагноз. Прошло много лет, и уже трудно было сказать, ошибка это или произошло чудесное излечение. Спустя годы после нашей свадьбы Ким признался:

— Ида сказала, что ты в любой момент можешь умереть, а я ответил, что это может случиться с каждым из нас.

Тогда, в Ярославле, Ким говорил, что не торопит с ответом, что не мальчик и может терпеливо ждать моего решения. Чтобы закончить этот тягостный разговор, я пообещала подумать. Когда мы возвращались в гостиницу, он задержал меня у самой двери и спросил:

— Могу ли я надеяться?

Я милостиво кивнула.