Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Примерно в то же время я получила второе замечание. Но если первое было заслуженным, то второе. — несправедливым и очень меня обидело. Это случилось у Блейков, где находились также Валентин с женой и Святослав. Две пары танцевали в смежной комнате, а мы с Кимом и Святославом оставались в другой. Повисла неловкая пауза, и я, чтобы нарушить молчание, спросила Святослава, как он относится к танцам. Он не успел ничего сказать, так как за него ответил Ким:

— Неприлично приглашать мужчину танцевать.

Этого у меня и в мыслях не было. Я выскочила из комнаты как ошпаренная и убежала домой в слезах. (Вообще первое время жизни с Кимом мои глаза частенько бывали на мокром месте: наверное, сказывалось нервное напряжение.)

Тогда я не понимала, что такому поведению Кима есть простое объяснение: он был очень ревнив и даже столь невинное занятие, как танцы, воспринимал болезненно. Ему понадобилось некоторое время, чтобы убедиться в моей преданности и успокоиться.

Однажды в Праге, примерно через год, возникла аналогичная ситуация. Я сидела в ресторане в компании Кима, нашего шофера и телохранителя. Мне надоело наблюдать, как мужчины поглощают свое пиво, и я приняла приглашение на танец. Мой партнер, молодой чех, повторил свое приглашение, безошибочно обращаясь к Киму. Танцевал он чопорно и безмолвно, только уточнил, кто мой муж. Тем более было странно, когда после третьего танца мой кавалер, не спросив меня, обратился к Киму за разрешением пригласить меня за стол, где сидела его компания. Это было слишком, и Ким, который внешне держался спокойно, затеял с ним длинный диалог, вернее монолог, на разных языках:

— Do you speak English?

Чех пожимает плечами.

— Вы говорите по-немецки?

Мотает головой.

— По-французски? По-испански? По-итальянски?

Тот стоял и краснел, как школьник, не выучивший урок. Этот допрос закончился английским словом, очень коротким, но настолько выразительным, что смысл его оказался понятен чеху, как и тому русскому в Дубне.

В молодости я обожала танцы, но Ким постепенно отбил у меня охоту к ним. Последний раз я танцевала дома в компании старых друзей. Передвигаясь в паре с моим бывшим постоянным партнером, тоже большим любителем танцев, я поймала на себе косой укоризненный взгляд Кима, который пригвоздил меня к полу. Тот танец стал для меня последним. Но это была не очень дорогая плата за мир в доме. Кстати, однажды в Венгрии я увидела, что Ким прекрасно танцует, когда его пригласила, вернее вытащила, одна настойчивая дама. Меня он, однако, ни разу не осчастливил, считая это занятие слишком легкомысленным.

Когда я переехала к Киму, он по-деловому обрисовал мне свое материальное положение. Гонорар за свою книгу он получал в виде чеков серии «Д» (один такой чек равнялся пяти долларам). Увы, его валюта к тому времени была на исходе, и он уповал на пять тысяч долларов, которые ему была должна Мелинда. Не вникая в детали, я тут же бросила:

— Об этом надо забыть.

Он возмутился и даже обиделся:

— Я не имею в виду те деньги, которые давал ей. Эту сумму она взяла в долг для сестры и обещала вернуть сразу, как только получит дивиденды со своего капитала.

Вскоре он позвонил Мелинде, чтобы сообщить о своей женитьбе. Они договорились, что он вернет ее вещи. Мы вместе подъехали на такси к ее дому у Смоленской площади. Ким вышел, а я отправилась куда-то по своим делам.

Домой он вернулся в хорошем настроении, с чувством облегчения. Мелинда встретила его радушно, угостила кофе. Заметила, что, по-видимому, ему нужны деньги. Ким согласился. Она предложила ему двести чеков (тысяча долларов). Сказала, что это все, чем она пока располагает, и пообещала на днях вернуть оставшийся долг. Ким ответил, что это не настолько спешно и он готов подождать, но… не дождался.

В первые месяцы нашей совместной жизни Ким рассказал мне о своих отношениях с Мелиндой. Когда они познакомились, она жаловалась на Дональда, на свое одиночество. Ким был тоже одинок и предложил ей попробовать вдвоем избавиться от одиночества. Она согласилась и переехала к Киму, а от него часто звонила Дональду по телефону и говорила, что очень соскучилась.

— И я, конечно, слышал это, — рассказывал мне Ким. Навещая Дональда, Мелинда то же самое говорила Киму по телефону. Надо было знать Кима, чтобы понять, каково ему было слышать это. Всецело отдаваясь своему чувству, он был вправе, на мой взгляд, ожидать того же от любимого человека. Это было проявлением не просто ревности, а скорее бескомпромиссности. Вскоре Мелинда получила собственную квартиру, куда могла уходить, когда его общество не доставляло ей удовольствия.

Однажды, прочитав о Киме очередную статью в английской прессе, я вслед за журналистом стала поддразнивать его:

— Womaniser (дамский угодник).

Он на это очень серьезно ответил:

— У меня всегда была только одна женщина, — что звучало парадоксально (при его-то четырех женах!) только на первый взгляд.

В отличие от некоторых «примерных» мужей, проживших всю жизнь с одной женой, у Кима, насколько мне известно, не было параллельных связей.