Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

То, что Тео предложил. Испанию в качестве объекта моей деятельности, произвело на меня более сильное впечатление, нежели его рассуждения о британской секретной службе. Я впервые побывал в Испании в двенадцатилетнем возрасте, и уже тогда во время длительного отдыха в Андалузии она странным образом повлияла на мое воображение. В юности я много читал об Испании и еще больше мечтал о ней; я возвращался туда несколько раз. Этот ранний, дилетантский интерес накладывался на присущую моему поколению эмоциональную вовлеченность в гражданскую войну, и это приумножало мой интерес к испанским делам. Предыдущей осенью Тео спрятал у меня на квартире фотографическое оборудование и привел Дональда Маклина с портфелем, наполненным документами Форин офиса, которые требовалось прочитать и сфотографировать; многие из тех бумаг касались советской авиационной и артиллерийской техники, поставляемой республиканцам. Поэтому, когда Тео предложил Испанию в качестве поля моей деятельности, я был уже полностью готов к этому. Оставалось обсудить методы и средства операции.

Я выразил сомнение в том, что смогу просто так войти в какой-либо офис на Флит-стрит и добиться того, чтобы меня направили в Испанию. Я никогда не умел себя «продавать». Но у Тео имелось в запасе другое предложение. Центр был готов финансировать пробную поездку, преследующую две цели: я должен был освещать политические и военные вопросы и одновременно собирать материалы для статей, которые укрепят мои шансы на получение постоянной работы. Самая неотложная проблема, которую предстояло решить, заключалась в том, как обеспечить прикрытие, позволяющее обратиться за визой и действовать в Испании в период командировки.

Я высказал предположение, что получить аккредитационные документы с Флит-стрит не составит особого труда, если я не буду просить денег. Я предложил также подкрепить визовый запрос рекомендательным письмом из германского посольства к представителю Франко в Лондоне. Отто пошел еще дальше и предложил обзавестись рекомендательными письмами к моим возможным германским контактам в Испании. Мы решили, что пробная командировка должна длиться три месяца. В случае необходимости ее можно будет продлить, но не следует слишком долго находиться в стране без поддающихся объяснению источников существования; к тому же, если я в течение трех месяцев не смогу устроиться на работу, связанную с Испанией, мне это, по-видимому, вообще не удастся.

В течение следующих нескольких дней я получил ответы на свои письма из ряда редакций на Флит-стрит: денег в них не предлагалось, но заранее выражался интерес ко всему, что я напишу. Этого, собственно, я и ожидал, хотя надеялся на большее. В германском посольстве меня поначалу встретили прохладно: там знали о неудаче с изданием «Британия и Германия» и ожидали услышать упреки. Когда же выяснилось, что я прошу лишь о рекомендательном письме к представителю Франко в Лондоне, которое наполнило бы мои паруса попутным ветром, реакция сразу же изменилась в лучшую сторону. Часом позже я держал в руках весьма объемистое послание на имя маркиза Мерридель Валя, подписанное лично Риббентропом. Оказалось, однако, что маркиз не уполномочен выдавать визы; он мог только снабдить меня письмом к своему коллеге в Лиссабоне, который, как он уверял, сделает все возможное, чтобы облегчить мое дальнейшее путешествие. Таким образом, предстояло преодолеть еще одно препятствие, и поэтому, отправляясь на очередную встречу с Тео и Отто, я не мог избавиться от сомнений относительно будущего.

Отсутствие у меня в кармане испанской визы расстроило моих друзей, но они тем не менее решили продолжить операцию. Риск небольшой: в худшем случае мы потеряли бы стоимость проезда до Лиссабона и обратно. Мы сосредоточились на обсуждении оперативных вопросов.

Мой единственный контакт в Испании живет в Севилье. Мы обговорили точное время и место явки; по приезде мне следовало лишь определить дату и выставить в условленном месте соответствующую метку. При встрече мы должны обменяться опознавательными знаками — и все. Цель встречи: дать друг другу знать, что мы существуем, что знаем условия связи и операция началась. В дальнейшем вступление в контакт предполагалось лишь в случае чрезвычайных обстоятельств: с моей стороны — если появится необходимость в передаче исключительной срочной информации или возникнет серьезная опасность; со стороны оперработника — если у него будет для меня почта. В соответствии с полученной инструкцией я должен был проставить сигнал, по крайней мере, за сутки до выхода на встречу, исключая уик-энд, из чего я сделал вывод, что сигнал будет находиться где-то на пути моего контакта от дома к работе.