Я шел своим путем. Ким Филби в разведке и в жизни

Отто рассказал мне, как пользоваться простым кодом. Я должен носить с собой маленький листочек очень тонкой бумаги, сжатый в комочек размером с таблетку аспирина. Для тренировки я скомкал несколько образцов и без труда проглотил их. Затем мне пришлось выучить наизусть два адреса явочных квартир, по одному во Франции и Голландии, а также перечень интересующих вопросов, в основном по военной тематике. Перед самым отъездом Отто должен был еще раз встретиться со мной, чтобы проверить, помню ли я конспиративные адреса, вопросник и правила пользования кодом. Ему предстояло также снабдить меня деньгами (в старых пятифунтовых купюрах), чтобы хватило на дорогу и на три месяца жизни в стране. Мы пообедали с Тео в греческом ресторане, проведя время в разговорах о чем угодно, кроме дел.

Несколько дней спустя, заказав билет на пароход компании «Холт лайн», отправлявшийся в Лиссабон, я. попрощался с Литци. Мы оба понимали, что наш брак завершен. Хотя мы жили в одной квартире, супружеских отношений между нами уже не существовало. Дело, несомненно, ускорили моя тайная работа и связанное с этим ее политическое бездействие, а также разрыв с друзьями; но были и другие причины, по которым распался наш брак.

Ким Филби МОЯ НЕЗРИМАЯ ВОЙНА

Перевод с английского П.Н. Видуэцкого и С.К. Рощина

Ким Филби

Эта книга совсем не такая, какую ожидали увидеть враги Филби. Это книга честная, хорошо написанная, часто забавная, и рассказанная в ней история после побега Берджесса и Маклина куда более захватывающая, чем любой шпионский роман, который я когда-либо читал. Нам говорили, что это будет сплошная пропаганда, но в книге нет никакой пропаганды, если не считать таковой достойное уважения заявление о своих убеждениях и мотивах поступков. Цель в его глазах, конечно, должна оправдывать средства, но на сей счет большинство людей, связанных с политикой, пожалуй, менее откровенны, если мы хотим судить их по их действиям, будь то Дизраэли или Уилсон. Он предал свою страну. Да, пожалуй, предал, но кто из нас не предавал что-то или кого-то, более для нас важного, чем наша родина? Филби считал, что он работает ради такого устройства, от которого только выиграет его страна.

Подобно многим католикам, которые в царствование Елизаветы I работали на победу Испании, Филби железно уверен в правильности своих суждений как человек, однажды обретший веру и логически пришедший к фанатическому следованию ей, не намерен с этой верой расставаться из-за несправедливостей и жестокостей, осуществляемых заблуждающимся человеческим аппаратом. Сколько добрых католиков, должно быть, терпели долгие мрачные дни инквизиции в надежде на лучшее будущее! Ошибки в политике не оказывали влияния на веру Филби, как и зло, которое творили некоторые руководители. «Едва ли так уж удивительно, что в тридцатые годы я воспринял коммунистические взгляды, — многие из моих современников сделали такой же выбор. Но многие из тех, кто в те дни сделал такой выбор, перешли на другую сторону, когда выявились худшие стороны сталинизма. Я продолжал идти тем же путем», — пишет Филби и справедливо задается вопросом, какой могла быть альтернатива дурной эпохе правления Болдуина — Чемберлена. «Я видел перед собой лишь путь, который вел меня к позиции сварливого политического изгоя типа Кестлера — Крэнкшоу — Маггериджа, вступив в ряды движения, которое предало меня, поверив в Бога, который не оправдал моих надежд. Такая участь казалась мне весьма мрачной, какие прибыли она бы ни принесла».

Описание британской Секретной службы, которое дает Филби, уничтожающе правдиво. «Легкость, с какою я поступил туда, поразила меня. Как потом выяснилось, обо мне был сделан единственный запрос в МИ-5, где проверили мое имя по своей картотеке и лаконично заявили: “Никаких противопоказаний нет”». (Филби повезло больше, чем мне. За мною значился привод в полицию, так как после того, как мисс Шерли Темпл обвинила меня в диффамации, все бумаги по этому делу были переданы директору государственного обвинения и, следовательно, дошли до самого шефа.) Был даже момент, когда Филби начал сомневаться, в Секретную ли службу он попал. По его первым отчетам советский связной склонен был счесть, что он поступил на работу не в ту организацию.