Размышления о произошедших во мне переменах теперь занимали меня и днем и ночью. Я бродил по парку, будучи не в силах спокойно спать, а потом возвращался в свою комнату и впадал в тяжелый, беспокойный сон, не приносивший успокоения. Я выходил в парк по утрам, когда солнце только вставало, и подолгу сидел где-нибудь в тени. Однако, к моему удивлению, я совсем не чувствовал себя усталым. Напротив, меня переполняло новое чувство, и от этого все вокруг казалось иным, более живым и ярким. Мое восприятие обострилось, и иногда я ловил себя на том, что иногда занят не размышлениями, а тем, что просто наслаждаюсь необыкновенным приливом сил, идущих изнутри и наполняющих каждую частицу души и тела теплом и энергией.
Я почти принял свою любовь и смирился с ней как с новым опытом, новым жизненным уроком. Я понял, что был слишком самоуверен в отношении собственной неуязвимости и слишком ограничен в объяснениях своих чувств.
Мое относительное спокойствие и не изменившая мне и теперь выдержка позволили оценить силу моего чувства. Я пришел к неутешительному выводу о том, что безнадежен. Я всегда очень живо ощущал жизнь и по опыту знал - то, что хотя бы единожды задело меня, навсегда становилось предметом самых глубоких чувств, а я уже потерял счет тому, сколько раз мисс Лайджест задела мою душу, сердце и разум. Я отчетливо понял, что моя любовь явилась плодом именно моего скепсиса и моей мнимой холодности, что она прорвала завесу моих заблуждений относительно меня самого и от этого стала еще более сильной. И потому это была не мальчишеская влюбленность, а настоящая страсть, посланная мне Богом в наказание за строптивость и гордыню.
Я лежал на диване и курил, когда вдруг понял, что двигаю пальцами в такт доносящейся откуда-то издалека музыке. Кто-то играл на рояле в глубине дома, и я не сомневался, кто именно. Я встал, надел пиджак и вышел в коридор - звуки стали отчетливее. Полагаясь только на собственный слух, я пошел в дальнюю часть дома, где никогда прежде не был. Звучала одна из знаменитых бетховенских сонат. Даже не зная о том, что, кроме мисс Лайджест, в доме играть некому, теперь не пришлось бы сомневаться, что это она: через клавиши инструменты вырывались легкость, глубина и изящество, присущие только ей одной.
Я остановился у самой дальней двери коридора и прислушался: звуки музыки действительно доносились отсюда. Я приоткрыл дверь и тихо вошел в комнату.
Это был небольшой овальный зал, сильно затененный из-за густых деревьев за окнами и почти лишенный мебели: у входа стояли два стула, немного дальше - кресло и черный рояль с поднятой крышкой. За этим роялем спиной ко мне сидела мисс Лайджест - воплощение бетховенской страсти... Рукава платья закатаны до локтей, пряди темных волос разметались по плечам, а все ее тело, казалось, было частью огромного инструмента: она не видела и не слышала ничего, кроме музыки, которую сама творила.
Я сел на стул, скинув с него пыльный чехол, и продолжал внимать прекрасной мелодии.
Последний штрих, аккорд - и новый отрывок зазвучал стремительно и вдохновенно. Бурные восходящие пассажи, исполненные безукоризненно, перешли в волнительную мелодию, полную трепетной тревоги. Потом опять дикая безудержная страсть и опять смирение. Гениально и просто! Просто и прекрасно, как жизнь, как любовь! Настроения менялись, перемешивались, перемежались, опять вставали на свои места, взрывы сменялись покоем, но и он летел куда-то, превращаясь в призыв, в мечту и в страсть, страсть... Все так или иначе сходилось в одну точку, и она, обрастая мириадами аккордов, перерастала в прекрасную, неудержимую стихию, настойчиво и просто заявлявшую о своей непобедимости.
Я любовался тонкими белыми запястьями, длинными сильными пальцами, властно бегавшими по клавишам инструмента, и понимал, что глубина этой женщины лишь приоткрылась мне, что я никогда не узнаю ее до конца, не смогу представить ей цены...
Мисс Лайджест уже собиралась окончить, но в какой-то момент ее руки соскользнули и замерли, очевидно, от незнания текста. Мелодия прервалась лишь на долю секунды - в следующее мгновение, тряхнув головой и пропустив полтакта, мисс Лайджест продолжила играть, не снижая темпа. Несколько последних взлетов, финальный аккорд - и она тут же схватила с рояля ноты и принялась листать их... - Фа-диез, - подсказал я, вставая.