Она пила вино и смотрела на меня, по-видимому, наслаждаясь произведенным эффектом. В первые несколько мгновений я не смог сказать ничего — все силы ушли на то, чтобы сохранить самообладание… Впервые оно далось мне с таким трудом.
— Мне кажется, я понимаю вас, мисс Лайджест, — сказал я в выдержанно холодном тоне, — и может быть, понимаю даже больше, чем вам может казаться.
— В самом деле? — улыбнулась она.
— Да, потому что у меня есть теория на этот счет: я считаю, что есть определенный тип людей, для которых брак не приносит ничего, кроме разрушений. Для них брак — это прямая угроза карьере, образу жизни, многолетним привычкам, даже характеру и многим другим наиважнейшим вещам. Себя я отношу именно к этому типу людей, и поэтому брак для меня, как и для вас, неприемлем ни при каких условиях. Попробуйте представить меня, связанного так называемыми священными узами. Как можно работать в таком состоянии? Чем вообще можно заниматься? Возможно, причиной тому моя натура, но это лишь доказывает, что в этом отношении я неисправим и что моей жене пришлось бы очень нелегко со мной. Она не стала бы счастливой, и это легло бы тяжким бременем на мою совесть. Вы понимаете меня, мисс Лайджест?
— Кажется, понимаю, — лицо Элен стало непроницаемым, как мрамор.
Она смотрела на меня, и в глубине ее глаз что-то трепетало и рвалось наружу. Но мое сердце словно окаменело от боли и злости:
— Скажу даже больше, мисс Лайджест, и, уверен, вы со мной согласитесь: моя профессия сама по себе не допускает никаких привязанностей и требует полной отдачи всех душевных и физических сил. Без этого успех в ней невозможен.
— Весьма строгое правило, — проговорила Элен.
— Вы сами создали его?
— Да, конечно, — улыбнулся я, — но соблюдать его с годами становится все легче.
Элен сидела напротив, но я заметил, что ее рука комкает салфетку на коленях.
— Видите ли, — продолжал я, — я уверен, что передо мной никогда не встанет дилемма жениться или нет, потому что я, похоже, давно утратил способность испытывать чувства к женщинам.
— Совсем?
— Ну, не совсем, разумеется. Некоторые женщины вызывают мое глубокое уважение.
— И с каких пор вы потеряли способность на нежные чувства? — усмехнулась Элен, теперь уже без всякой боязни глядя мне в глаза.
— С юности.
— Какое совпадение! Представьте, я тоже, хотя я и в юности не имела головокружительных романов — любовь обошла меня своими стрелами. Сейчас моя юность далеко позади, и я не могу вспомнить ни одного увлечения! Если учесть мои глубокие установки на научную деятельность и мои значительные успехи в ней, а также то, что любовные страсти обходят меня стороной, то любому станет ясно, что замужество не входит в мои жизненные планы.
— Значит, здесь проходит еще одна наша общая черта, мисс Лайджест!
— Я рада этому!
— И я тоже. Согласитесь, приятно обнаружить такое полное тождество мнений, когда все остальные вокруг не только не разделяют ваших убеждений, но и не пытаются всерьез понять их!
Наши взгляды встретились, и каждый выдержал это, пока было возможно. Я поймал себя на том, что испытываю горькое наслаждение в поединке со своей страстью, и слова цеплялись друг за друга, превращаясь в неуправляемый снежный ком:
— Я всегда утверждал, что любовь — это всего лишь эмоция, слабость, человеческий эквивалент инстинктов избегания одиночества и продолжения рода. Слишком много внутренних сил уходит у влюбленного на то, чтобы поддерживать к себе чувство другого человека! Слишком сильны ежеминутные эмоции! Вообще, любовь противоположна ясному рассудку и действует на него разрушающе.
— И поэтому ее нужно подавлять, если хочешь сохранить рассудок в целости?
— Да, но для меня, например, в этом нет необходимости — я ведь уже сказал, что потерял всякую к ней способность.
— О, в этом случае действительно никаких сложностей. Но как же быть с продолжением рода?
— Продолжение рода — важная человеческая функция, но не каждый обязан ее выполнять. Одних природа одарила красивым голосом, других способностями к математике, третьих — этой пресловутой тягой к продолжению рода, ну а четвертых детективным талантом.
— А я всегда полагала, что сущность человека в его многогранности…
— …но также и в способности выбирать главное и развивать его в себе, вопреки всему тому, что мешает.
Элен усмехнулась:
— Или тому, кто мешает, не так ли?..
Напрасно я надеялся, что задушил свои чувства — после обеда мне стало только хуже, и теперь к сердечным мукам прибавились еще и муки совести. Лежа на диване в своей комнате и беспрерывно повторяя про себя сказанные нами обоими слова, я понял, что попросту обидел Элен. Я вел себя, как последний идиот, я грубо и безапелляционно выдавал какие-то умозрительные интенции, теша себя иллюзией, будто отстаиваю свои жизненные принципы! Как глупо и недостойно это должно было выглядеть!.. И перед кем? Перед женщиной, которую я люблю, люблю настолько глубоко и страстно, что скажи я хоть тысячу раз, что это не так, все равно ничего не изменится!