Я шкурой помню наползавший танк

Значительное количество кошек и собак, чьи хозяева сгинули в буреломе военного времени, сегодня рыщет в поисках новых источников питания. Часть разбрелась по соседям, часть присоединилась к военным, часть рыщет по полям, где полно остатков солдатского хлеба и мёртвых.

За истекшие месяцы я проехал вдоль линии боевого соприкосновения не одну сотню километров, десятки раз предъявлял багажник нашей машинёшки на блокпостах для досмотра, где в обязательном порядке несли службу четвероногие помощники. Причём у смышленых псов, судя по всему, сложилось мнение, что проезжающие через блокпосты автомобили служат исключительно для перевозки хлебных корочек и мятных пряников.

К сожалению, не нашлось чем угостить лохматого громилу с глазами брата милосердия на въезде в Дебальцево, который принимал посильное участие в проверке документов. Космически был пуст и рюкзачок худенькой представительницы журналистской братии Елены Костюченко, с которой наши дороги пересеклись полтора часа назад на околице отбитого города. Ярко выраженная сорвиголова двадцати с небольшим лет от роду, похоже, считала, что бутерброды с колбасой брать в пекло не обязательно.

– Вы особо не огорчайтесь, – утешил пожилой ополченец в очках с линзами невероятной толщины. – Он у нас на полном котловом довольствии. Даже с походом. Как кличут… Перебрали полсотни этих самых кличек, более охотно откликается на Фугаса. А настоящая погремуха неизвестна, он ведь к нам без паспорта прибился…

Что ж, обретшие новых хозяев псы вынуждены привыкать к взятым из военного обихода именам. Как это, скажем, и произошло с лохматым волкодавом.

– Фугаса, – сказал на прощание пожилой ополченец, – чисто по-человечески жаль. Хотя и путается под ногами, однако пнуть совесть не позволяет. Прогоним, а куда он пойдет? В чисто поле? Так там и без него голодных ртов хватает. Закусывают всем, что на зуб попадётся. Зайцами, полёвками, а попадётся убитый – мимо не пройдут.

СНЕГОПАДА ХМЕЛЬНОЕ ВИНО. НАКРОЙТЕ СТОЛ ДЛЯ СРОДСТВЕННОЙ ДУШИ

Если посадить у крыльца хвойное деревцо, то потом можно снисходительно поглядывать на бедолаг, которые в канун Нового года рыщут по ёлочным базарам. Но главное – ты до конца дней своих свободен от упреков: «Послезавтра Восьмое марта, моя мама приезжает, а ёлка до сих пор посреди комнаты торчит».

Правда, есть риск повторить ошибку жителя волновахского посёлка Еленовка. Мужик позабыл освободить маковку одолженного у вечнозелёного бора саженца от звезды. Так прошёл один год, второй, третий… Ну, а спустя полтора десятка лет дерево вознеслось на такую высоту, что впору вызывать машину с выдвижной лестницей.

Впрочем, насколько известно, мужик не планирует звонить по телефону экстренной службы. Да и спасатели едва ли возьмут грех на душу. Ведь разлапистая звезда теперь не просто новогодняя игрушка, а основание гнезда сорокопута-жулана.

Поэтому свою дворовую ель я не отягощаю излишествами. И потом, разве могут быть украшения лучше парочки лазоревок, телесного цвета шишек и атмосферных осадков? Порой мне даже кажется, что зелёные иглы специально нанизывают косо летящие снежинки, чтобы явить миру гармонию зимней свежести.

А в качестве дополнения к ёлке вполне достаточно столика штучной работы, сквозь ласковое покрытие которого погасшими уголками проступают кругляшки сучков. Скучавшее целый год под крышей творение кустаря-одиночки обретает возможность побывать на вольном воздухе и заодно сгодится в качестве пьедестала для вазы с яблоками, графинчика сухого вина и вздрагивающих от прикосновения озябших пальцев стаканов тонкого литья.

И конечно же, для полноты счастья остается лишь дождаться приезда сродственной души, а если повезёт – то целой дюжины, чтобы было с кем зачерпнуть певучим стаканом толику снегопада.

ТАРАНЬ С ПОЛУОСТРОВА КАМЧАТКА

К сожалению, война наставила рогаток на дорогах, которыми стекались к крыльцу эти самые сродственные души. Только две, да и то проездом, прибыли к Новому году.

Но зато гости с самого полуострова Камчатка, земляки известного путешественника Фёдора Конюхова, самые что ни есть сродственные души Антонина и Пётр. Правда, Камчатка не та, лежащая за тридевять земель, а ближняя, с берега которой можно разглядеть дымки идущих к Керченскому проливу судов.

Привезли гости, помимо вязанки тарани, новогодний гостинец от Фёдора – роскошное издание репродукций его картин с дарственной надписью.

– Извини, – сказал Пётр, – книга несколько месяцев пролежала рядом с Библией под иконой Николы Мирликийского. Ждали, но ты всё не едешь…

Альбом излучал запах моря и степной полыни. Впрочем, в прибрежном селе Атманай так пахнет решительно всё. Начиная с часовенки (её Пётр возводил на пару со знаменитым путешественником) и заканчивая рассохшимся баркасом, который, словно старый пёс, доживает дни во дворе родительской усадьбы покорителя всех полюсов планеты Земля.

– Чем сейчас Фёдор занимается? – спросил я. – Не знаешь?