Я шкурой помню наползавший танк

– Вот она, моя несостоявшаяся погибель, – молвила Ирина, демонстрируя завёрнутый в салфетку обрывок металла. – Доктору пришлось помучиться, чтобы извлечь эту штуковину из моего ребра. А ещё он сказал, что я родилась в рубашке.

Слова хирурга соответствуют действительности. Всё могло бы оказаться значительно печальнее, не окажись на пути железного «гостинца» двойная рама стеклопакета.

– Знать бы, что так произойдёт, ни за какие коврижки не подошла к окну, – посетовала молодая женщина. И тут же разразилась хвалебной одой в адрес доктора, который во время операции прикрыл её спиной от разлетающихся оконных стёкол, однако вложенную в конверт благодарность так и не принял.

– Я просто делал своё дело…

Что ж, скромность украшает всякого, в том числе доктора. Ведь он, в отличие от нас, смертных, не имеет права покинуть рабочее место, чтобы схорониться от бомбардировки в подвале или за ветхим штакетником.

Но в то же время не следует без особой нужды подвергать собственную жизнь риску. Как выразился по этому поводу соблазнитель снежной бабы, лучше иногда показаться смешным, чем быть убитым.

ЗЮЙД-ВЕСТ – ТЁПЛАЯ ДУША. КЛЫКАСТЫЕ СОСУЛЬКИ

Ночь была наполнена шорохами, как рогожный мешок раками. Они скрипели друг о дружку шершавыми клешнями, булькали и никак не могли выбраться наружу. А ещё в воздухе утвердилась пьянящая свежесть. Так бывает, когда в комнату занесут ворох напитавшегося морозом белья.

Накануне ничто не сулило оттепель. Даже полуденное солнце не могло смягчить свирепую душу норд-оста. Холодный, как нож убийцы, ветер звенел о наледь тротуаров и об остов сожжённых усадеб.

Лишь ближе к вечеру небесному светилу удалось отогреть сосульки. Однако из-за норд-оста они получились кривобокие и клыкастые.

Но пришла ночь и с ней – оттепель. Хищно облетевший вначале ятаган полумесяца подернулся лёгкой паутиной, а затем и вовсе исчез в небесном омуте. И тут же потянуло оттаявшим бельём.

Чтобы удобнее слушать ночь, я спрятался под козырёк крыльца. И правильно сделал. Залп гаубичной батареи разбудил сосульки на козырьке и они, выждав несколько мгновений, вонзили клыки в тротуарную плитку у моих ног. Казалось ничего сверхъестественного не произошло. Холодный норд-ост был просто изгнан за горизонт. Однако человеку порой достаточно и такой малости. Правда, понять его едва ли сможет житель страны с мягким климатом. Ведь ему, бедолаге, не дано знать, как шуршит и чем пахнет ночь прифронтовой зоны.

СЛУШАЯ ПЕСНЮ СИНИЦЫ

Зимняя рыбалка то же самое, что и летняя. Только кастрированная. А зачехлённые во сто одежд рыбаки на льду кажутся принесенными сюда с огородов пугалами. Они настолько убого смотрятся, что возникает желание дать им милостыньку.

То ли дело утро в канун Троицыного дня, когда прибрежный камыш ещё не обрел жестяную строгость. Восседаешь под кустом серебристого лоха, весь осыпанный золотой пыльцой, чей аромат во сто раз превосходит самые изысканные духи, и ловишь щекой первый солнечный луч.

И не беда, коль в твоем садке ничего нет, кроме пары случайно забредших туда пиявок. Зато душа полна тихим восторгом и созерцанием. Скрипнула кашовка, беззвучно орудуя лопатой, проплыла в гнезде-плоту востроглазая чомга, ужик, приняв твой башмак за береговой голыш, перевалил через него и пополз дальше по своим делам.

Впрочем, зимняя рыбалка тоже сулит общение с природой. По крайней мере, так считает гражданин пенсионного возраста, с которым я разговорился на льду водоёма, дамба которого подверстана в трассу Донецк – Новоазовск.

Гражданин тоже был похож на огородное пугало. Только слегка потрёпанное. Наверное, ещё ноябрьским штормом. Или обстрелами, которые в этих местах обычное явление.

«Уж не помер ли?» – шевельнулась тревожная мыслишка.

Какой там. Рыбак на поверку оказался живее всех живых. Услышав за спиной шлёпающие шаги, выкуклил из капюшона чуток припухшее лицо.

– Вздремнул малость, – признался гражданин. – Принял из фляжки… А как не принять для храбрости. Линия фронта не за горами ведь. Слышь, как гремит без передыху… Да и благодать на пруду. Синичка песню запела, теремок на берегу в талой воде церковной иконой мерцает… Уютно на душе сделалось, забылось о войне…

Разумеется, после общения с местным философом я не побежал сломя голову записываться в клуб любителей рыбалки. Но песню синицы услышал. А ещё мне показалось симпатичным мерцающее отражение теремка и облитые солнцем прибрежные ивы.

ФУГАС НА КОТЛОВОМ ДОВОЛЬСТВИИ

То, что человек – существо в высшей степени эгоистичное, можно судить по фронтовым сводкам. Обязательно назовут число павших врагов (конечно, преувеличенное), укажут собственные потери (естественно, самые скромные), но нигде не найдете вы сведения о попутно погибших братьях меньших. А они, как считает защитница бездомного зверья и хирург милостью Божьей Светлана Татаринцева, огромны.