Железнодорожный вокзал, а вместе с ним и Дебальцево, медленно остывал на перекрёстке семи ветров. Ещё дымился оставленный прямым попаданием танк, казались горячими вырванные снарядами куски железнодорожных шпал, дотлевало в развороченной пасти придорожной харчевни разномастное тряпьё, но на город уже пало погребальное покрывало сумерек.
Ощущение стужи усиливал хруст измельчённого стекла на перроне и свободно разгуливающие по залу ожидания сквозняки. Они игрались в кошки-мышки с пакетами из-под пустых пайков, пахнущими кислой капустой автоматными гильзами и вновь выплёскивались наружу через скомканные жалюзи ослепших окон, чтобы сыграть на струнах перепутанных проводов прощальную мелодию. За стойкой разгромленного станционного буфета в позе истомлённых тягомотным ожиданием пассажиров двое ополченцев. Один из них, не поворачивая головы, интересуется, что ищет в этом царстве сквозняков посторонний гражданин.
– Зашел узнать, когда отправляется ближайший поезд на юг. Хочу, понимаешь ли, уехать туда, где тепло, а главное – не стреляют.
– Шутить изволите? – удивился ополченец. – Ну так и мы согласны отогреться после ночлега в норе-землянке. Только обстоятельства и начальство на дозволяют. Да и окружающая обстановка тоже…
Молодой человек обвёл рукой в прохудившейся на костяшках перчатке зал ожидания, словно впервые заметил нагромождение сдвинутых с насиженных мест полукресел и гору объедков под окошком билетной кассы:
– Вот ведь охламоны!
Перечёркнутый дорожный указатель «Никишино» соответствует действительности. Со своей стороны, могу подтвердить – село практически стёрто с лица земли. А то, что уцелело, пригодно исключительно для обитания сквозняков, сычиков и травы запустения – чернобыльника.
Наша машинёшка с трудом протискивается железным ущельем, по обеим сторонам которого громоздится изуродованная техника, но в самом устье дорогу перегораживает боевая машин пехоты. Возле неё скребут затылки двое служивых из трофейной команды.
– Во, – зло говорит один из них, молодой ещё человек с бородой библейского старца. Под ногами и на стоптанных башмаках окопная грязь. – Вчера считались царицей полей – мотопехотой, а сегодня, по милости начальства, оказались в сборщиках металлолома. Эта чёртова железяка поначалу завелась, но тут же заглохла посреди улицы. Сколько всего досталось трофеев? Да кто ж их считал… Ладно, отцы, попытайтесь проскользнуть у нас по корме. Только осторожно рулите, здесь полно обломков штакетника с торчащими гвоздями.
Забегая вперед, признаюсь – встреча левого заднего колеса с посторонним предметом всё же произошла. Случилось это у скошенной снарядами полезащитной полосы полтора часа спустя.
Но вернёмся в Никишино, точнее – на пепелище. Прочесали село из конца в конец, а из гражданского населения попался лишь один человек. Назвался Владимиром, взгляд отрешённый.
– Никак не могу поверить, что это мой дом, – сокрушается абориген. – Здесь в одночасье всё сделалось неузнаваемым. Даже запахи. Из прежней жизни только пёс. Не представляю, как он уцелел в таком аду…
– Кто такие? Как проникли в зону боевых действий? – допрашивает дама предпенсионного возраста. Седая косица мышиным хвостиком торчит из-под военного картуза, в поясной кобуре тяжеленный пистолет. Связалась по рации с какой-то «Астрой», доложила о шастающих по селу подозрительных типах: «По документам – вроде журналисты, но я бы учинила проверку».
– Пусть катятся к чёртовой бабушке, – хмыкнула «Астра». – Но предупреди, что в нашу сторону пробивается группа из полусотни штыков. Возможно, будет сшибка.
Возвращаемся, чтобы предупредить Владимира о грядущей опасности, и предлагаем ему и его псу место в машине, но тот решительно отказывается:
– Как говорил мой дед: «Сгорела хата, пусть и забор горит».
Вернувшийся на пепелище абориген как в воду глядел. В самый разгар шиномонтажных работ слева по борту, где холодное небо подпирали оглодки полезащитной полосы, ударили автоматы. Казалось, что там, за изувеченной декорацией, на ворохе сухого хвороста мечутся дикие свинки.
Затянув по-быстрому шпильки крепления, в аварийном порядке покидаем негостеприимный перекрёсток, чтобы спустя четверть часа вновь подвергнуть риску колёса нашей машинёшки. Участок дороги второстепенного назначения на стыке с главной магистралью усеян не только останками реактивных снарядов, а и рваными ошмётками того, что ещё недавно называлось боевой техникой.
Несколько танков, боевых машин пехоты и грузовиков уцелели, и теперь их вытаскивают из общей кучи приземистыми тягачами. Ищу старшего воинства, чтобы выхлопотать разрешение на съемку. К большому удивлению, им оказывается также женщина. Назвалась по отчеству – Александровна, но это, похоже, исключительно ради солидности. Уж больно молода.
– Фотографируйте на здоровье. Только в укрепрайон не углубляйтесь. Нет, понимаете, времени оправдываться перед начальством по факту подрыва журналистов на растяжках… А в провожатые дам Олега.