Встреча с незнакомым человеком на вражеской территории – событие, требующее от командира крайней осторожности: неизвестно, кто этот человек и к чему приведет такая встреча. Одним встречам веришь, другим нет. Это требует напряженного внимания, осторожности и интуиции. Ошибка может обернуться трагедией. Мне повезло. Если бы я хоть раз ошибся, то сегодня не писал бы этих строк. Василю я поверил. От него мы узнали, что ближайшие от нас села – Глинча, Пшеничники, Бучак. Он же рассказал, что недалеко от нас в лесу находится группа лейтенанта Здельника. Мы объединились с этой группой и стали действовать совместно. Через несколько дней к нам пришел майор Лев. Он рассказал, что в районе Канева в лесу действует большой отряд (около 800 человек). С его приходом действия нашего отряда еще более оживились. В продовольствии мы не нуждались – местное население подкармливало нас, но боеприпасы были на исходе. Майор Лев поручил мне перейти линию фронта и, связавшись с регулярной армией, получить конкретные задания.
Переход через линию фронта дело непростое. Но я умел это делать. Меня научил этому Павел Кирмас. Правда, в 33-й дивизии нас так далеко и в таком количестве не забрасывали. Но все равно переход через линию фронта не стал проще.
Обычно мы переходили линию фронта втроем. Залегали поблизости от немецких окопов в каком-нибудь месте с хорошим обзором и пару суток наблюдали за немцами, засекая огневые точки, время смены караулов, приема пищи и т. д. И только потом начинали действовать. Переход через немецкие порядки был опасен и требовал большой выдержки. Обычно, выбрав место и время перехода, мы втроем направлялись через вражеские порядки. Надо было идти спокойно, не проявляя и тени нервозности, не оглядываясь и не останавливаясь. Немцы должны были принять нас за собственную разведку, отправляющуюся на поиск «языка». Когда оказывались на нейтральной территории, можно было дать себе отдохнуть и нервам успокоиться. Но самое главное и опасное было приближение к своим. Мы подходили со стороны, откуда наши часовые ожидали противника, и от них можно было каждую секунду ожидать прицельного выстрела. Обычно мы, спрятавшись от выстрелов, кричали:
– Не стреляйте! Мы советские десантники, мы свои!
К сожалению, мало кто этому верил. Поэтому лучше всего было выходить к своим в том месте, где часовые были предупреждены и ожидали нас. Но это было возможно далеко не всегда. Поэтому мы применяли такой прием: кто-нибудь из нас (как правило, командир) отвлекал часового подозрительным шумом, а в это время другие два десантника по-пластунски ползли к часовому и, подобравшись к нему, сваливали его и обезоруживали. И только потом объясняли, кто мы и почему так поступили. При этом случались всякие неприятные неожиданности и даже потери, но другого способа не было.
После войны на станции метро «Кировская» я случайно встретил своего друга и побратима Павла Кирмаса. Это была счастливая встреча. Мы пришли к нам в подвальное помещение (мы снимали тогда угол в подвале в Колокольниковом переулке), выпили на радостях и стали вспоминать самые памятные минуты нашей жизни. И первое, о чем мы вспомнили, – это наши переходы через линию фронта.
Однажды в том месте, о котором было условлено, переход оказался невозможным. Нашли другое место. Там тоже должны были нас встретить. Дождались темноты, не без приключений перешли через немецкие порядки, прошли через нейтральную территорию, в темноте разглядели нашего часового. Пошли на него. Идем, а часовой стоит и не двигается. Странно. Подходим ближе – часовой не двигается. Уж не манекен ли это? Когда подошли совсем близко, разглядели лицо часового. Глаза испуганные и удивленные одновременно.
– Ты чего испугался, солдат?
– Товарищ, ты минное поле ходил!
Оказалось, что боец-азербайджанец ожидал нашего появления, чтобы показать нам, где есть проход через минное поле, но задремал, а когда открыл глаза, то увидел, что мы идем по минному полю. Он остолбенел и ждал самого страшного.
– Товарищ, не скажи командир, что я спать!
Мы обещали и выполнили его просьбу. Мы были благодарны ему, что он молчал. Если бы он предупредил нас, мы безусловно бы подорвались.
Был еще один случай, когда мы вышли на дурака. Дураки существуют в любой стране и при любом социальном строе. Этот был наш, классический дурак. Сидит такой бездарный субъект, а толку от него никакого. Другие его коллеги задерживают шпионов, а он нет – ума не хватает. И вдруг ему попадаются два типа, которые утверждают, что они десантники и выполняли задание на вражеской территории.
«Ну уж нет! Меня не обманешь!» – думает дурак и, как положено в таких случаях предлагает нам сперва папиросы.
– А теперь давайте начистоту, – говорит он строго. – Признаетесь – сохраним вам жизнь, не признаетесь – расстреляем.
– Дурак! – возмущаемся мы. – Позвони в штаб дивизии и скажи, что десантники такой-то и такой-то (мы назвали наши условные клички) находятся у тебя.
– В штабе дивизии тоже есть предатели. Их надо разоблачать, – рассуждает он. – А за оскорбление вы мне ответите.