Нашу 3-ю воздушно-десантную бригаду из Фрязино, под Москвой, перебросили в Белоруссию, в город Слуцк. По дороге в окна вагона мы видели следы грандиозной битвы. Из болот торчали стволы подбитых танков, обгоревшие башни и гусеницы, множество трупов. Мы проезжал места недавних боев на Курской дуге.
Курская дуга
Это было величайшее танковое сражение XX века. Немцы надеялись остановить наше победное наступление, переломить ход войны и вернуть престиж немецкой армии. Уже после войны, работая над фильмом «Память», я имел возможность посмотреть все «Вохеншау» этого времени. Геббельсовская пропаганда обещала немцам безусловную победу под Курском. Экран демонстрировал тысячи танков новейших конструкций («тигров», «фердинандов»). Диктор захлебывался от гордости и надежды покорить и сурово наказать русских.
Все было просчитано, продумано, проверено и предусмотрено с немецкой пунктуальностью. От этого зависела судьба Германии. И даже у меня, знающего исход этого сражения, все это вызывало тревожное чувство.
Сражение началось 6 июля 1943. А еще 8 апреля (за четыре месяца до начала битвы!) Г. К. Жуков направил Верховному Главнокомандующему доклад о возможных действиях противника весной и летом 1943 года. Вместе с тем в докладе делался прогноз действий противника. Жизнь подтвердила эти предположения с удивительной точностью. Доклад заканчивался следующим выводом: «Переход наших войск в наступление в ближайшие дни с целью упреждения противника считаю нецелесообразным» – и был предложен свой план действий. Жизнь подтвердила правильность и этого плана. Впоследствии гитлеровский фельдмаршал Манштейн, принимавший участие в разработке плана Курской битвы, писал: «Она была последней попыткой сохранить нашу инициативу на востоке. С ее неудачей, равнозначной провалу, инициатива окончательно перешла к советской стороне».
В этой битве я не участвовал (в танковых сражениях десантникам нечего делать). Но то, что я о ней знал, что прочитал в воспоминаниях и отзывах друзей и врагов, называвших Жукова «гениальным полководцем XX века», наполняет мою душу гордостью.
Сегодня борзописцы стараются всеми силами опорочить Жукова («завалил всю землю трупами наших солдат», «был жесток», даже «вывез из Германии несколько вагонов награбленного добра»). Трудно передать, как ранила сердца ветеранов эта «демократическая» ложь. Молодежь не обращала на эти строки внимания, у нее были другие заботы, а мы, прочитав такое, чувствовали себя оболганными и беззащитными. Мы-то знали, что это ложь, гнусная и грязная.
Да, у нас были большие потери, но мы не относили их на счет Жукова. Мы знали: где Жуков – там победа. А мы готовы были платить за победу дорогую цену.
Наша демократическая интеллигенция радовалась «свободе слова», считала ее главным достижением перестройки.
Но в наших условиях свобода слова – это не только свобода говорить правду, но и свобода нагло и бессовестно врать. А в стране, где все продается и покупается, в стране, где одни купаются в долларах, а другие роются в мусоре, купить клеветника-полузнайку, боящегося «отстать от прогресса», ничего не стоит. Всякая свобода полезна лишь тогда, когда она ограничена. Это аксиома. Свобода без предела – это свобода и для бандитов, и для насильников, и для киллеров, и для ворюг, ограбивших нас.
Скажут: по какому праву вы называете их ворюгами?
По праву простой человеческой логики. Я знаю: богатство достигается умом, трудом и временем. А если человек за три месяца стал миллиардером – значит, он ворюга.
Да, «злые языки страшнее пистолета», а наемные клеветники и того страшнее. Предлагаемые «демократами» меры борьбы с ними – суды – оказались беспомощными. «Кто больше заплатит, тот и прав», – говорят в народе, и это мнение недалеко от истины.
Все это огорчает и само по себе, и еще потому, что народ, утративший историческую память, утративший способность гордиться своей трудной, кровавой, но великой историей, народ, с мазохистским удовольствием топчущий своих героических предков, превращается в толпу. Оглянитесь вокруг – и вы увидите толпу вместо еще недавно сильного, гордого и великого народа.
Сталин, как все русские монархи, ревновал к славе выдающихся полководцев. Иоанн Грозный через 4 месяца после бессмертного подвига князя Воротынского, спасшего Москву, обвинил его в измене и сжег героя на медленном огне. Победы и слава Александра Суворова беспокоили императора Павла – Суворов был сослан в ссылку. Сталин тоже пытался воевать со славой Жукова. Он собрал видных генералов Великой Отечественной войны и стал обвинять Жукова в бонапартизме. «Вы одерживали победы, – говорил он генералам, – а Жуков присваивал их себе». Нашлись среди генералов подпевалы, желающие угодить Сталину. Но опорочить Жукова не удалось. Жуков был кристально чист. Но даже кровавый Сталин, который ненавидел Жукова, ревниво относился к его славе и старался очернить его, не мог додуматься до того, что придумали наши невежды-правдолюбы. Жуков – стяжатель! Какое кощунство!