«Я слышал, ты красишь дома». Исповедь киллера мафии «Ирландца»

Однажды по дороге в Брэттлборо зарядил дождь, а потом он перешел в ливень. Целый день лило как из ведра. Дороги превратились в грязищу. Зрителей – ни одного. Некому было сбывать пятидесятицентовые билеты. Одна из танцовщиц, брюнетка, заметив, как я стою, мерзну и дышу на ладони, пытаясь их согреть, подошла ко мне и прошептала на ухо. Напрямик спросила, не пожелаю ли я провести ночку в их с партнершей по танцам палатке. Я уже понял, что нравлюсь обеим, и, конечно же, я согласился. Пусть Янк дрыхнет под каким-нибудь грузовиком, зато я отлежусь на сухой постели.

После того как шоу закончилось, я пошел к ним в гримерную, где разило духами. Гримерная помещалась в одной из палаток, она же служила и спальней. «Египтянка» возлежала на кровати на подушках. Едва завидев меня, тут же спросила:

– Может, ты все же разденешься? Ты замерз и промок насквозь.

Мне тогда стукнуло семнадцать. Я продолжал молчать, прикидывая, не прикалывается ли она надо мной. Девушка спросила:

– Ты когда-нибудь был с женщиной?

– Нет, – ответил я, и это было чистейшей правдой.

– Ну вот, сегодня ночью ты с ней побудешь, – ответила брюнетка и рассмеялась.

Поднявшись с кровати, она задрала мне рубашку и сняла ее через голову. Теперь я стоял перед ней голый до пояса.

– Даже с двумя сразу, – добавила ее партнерша-блондинка, присвистнув. Видимо, я покраснел до ушей, потому что обе вновь рассмеялись.

В ту ночь я расстался со своей невинностью. До этого раза ничего подобного со мной не было. Мастурбацию я так и не освоил – и не потому, что церковь запрещала, я и сам ее не одобрял. Мне это занятие всегда казалось дурно пахнувшим.

После первого захода с брюнеткой меня к себе позвала и блондинка. Та пожелала, чтобы я отлизал ей киску.

– Вот это мне точно слабо будет, – ответил я, помолчав.

В те времена, хотите верьте, хотите нет, оральный секс с женщиной считался смертным грехом. Во всяком случае, в Филадельфии.

Когда я вошел в эту «Русалку Нила», она смотрела мне прямо в глаза, ожидая реакции. Заметив, что глаза мои округлились, она пояснила:

– Доберись до конца, если получится. Тогда точно можешь считать себя настоящим мужиком. У меня дырочка что надо. Такую не каждый день встретишь.

Пресвятая Богоматерь, и она ведь не врала! А я-то думал, что мое хозяйство и кобыле не заправишь!

В ту ночь я, перескакивая с одной постели на другую, наверстал упущенное за многие годы, ублажая двух этих весьма искушенных дам. Обе словно взбесились. Но я выдержал – молод был и здоров. На следующее утро я подумал: сколько же я в жизни упустил! Эти две танцовщицы в одну ночь не хуже университета просветили меня по части удовлетворения женщины. В те времена книжек об этом не писали и все половое воспитание ограничивалось обменом мнениями с друзьями, которые знали обо всем этом еще меньше меня.

В этой палатке я провел не одну ночь, большей частью с брюнеткой, засыпая укрытый ее роскошной, благоухавшей духами гривой. Бедняга Янк – тому приходилось спать на холоде и на сырой земле. По-моему, он так и не простил мне этого. (Янк был человеком порядочным и прожил хорошую жизнь. Никогда не совершал дурных поступков. Умер далеко не старым, я тогда еще сидел. Меня, разумеется, не отпустили на его похороны. Как и на похороны брата и сестры. Янк рулил ресторанчиком «Мэлли» на Уэст-Честер Пайк, он писал мне в тюрьму, что, мол, задумал устроить прием в мою честь, когда я выйду. Вот только не дождался он меня – у бедняги Янка случился инфаркт, который и свел его в могилу.)

Когда мы добрались до штата Мэн, лето уже подходило к концу. Наступил сентябрь, а с наступлением холодов карнавал «Риджент» всегда отправлялся на юг, во Флориду, где оставался всю зиму. Мы были в Кадмене, там состоялось последнее в том сезоне представление. Милях в сорока находилось одно лесозаготовительное предприятие, поговаривали, что там нужны работники. И мы вместе с Янком на своих двоих по раскисшей от дождей лесной дороге направились туда. Я понимал, как мне будет не хватать моей «египтяночки», но, как только мы сняли палатки и погрузили их скарб на грузовик, наша работа кончилась.

На работу нас приняло лесозаготовительное предприятие. Янка определили на кухню помощником. Ну а меня по причине моих габаритов тут же направили на распилку деревьев. На валку леса я не годился – слишком молод, – а вот срубать ветки, то есть превращать стволы поваленных деревьев в бревна, это пожалуйста. Потом бревна бульдозером подтаскивали к реке и спускали на воду. По воде они доплывали то того места, где их вытаскивали и грузили на машины. Работа была тяжелой. Ростом я был 185 сантиметров и весил 79 килограммов – после 9 месяцев работы на мне не было уже ни грамма жира.

Спали мы в хибарах, где стояли и железные печурки, мы питались «жарким» или тем, что таковым называлось. Одно жаркое по три раза на дню. Но когда ты вдоволь намахаешься топориком, тут уже не до вкусовых качеств еды.

Тратить деньги там было не на что, и нам с Янком удалось кое-что прикопить. Мы с Янком в карты играть и не садились, а не то нас вмиг обчистили бы.