Т.к. на страницах газеты «Литература и жизнь», среди членов редколлегии которой значусь и я, в статье «Об одном стихотворении»
[894]автор позволил себе бессовестную спекуляцию на Вашем большом и всем нам дорогом имени, я считаю нужным поставить Вас в известность, что еще 23-го сентября, на другой же день после напечатания отвратительных стихов Маркова «Мой ответ» [895], я официально, в письменной форме заявил руководству Союза писателей РСФСР и редколлегии «Лит. и жизнь», что не считаю себя больше членом редколлегии газеты и прошу снять мою фамилию из списка ее членов. Аналогичные письма направлены были мною в Секретариат Союза писателей СССР и редакции «Литературной газеты».Надеюсь, Вы и до получения настоящего письма не думали, что я имел какое-нибудь, хотя бы самое отдаленное касательство к появлению в газете этих постыдных материалов.
Искренне Ваш
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1662. Л.4. Ответ ИЭ см. П2, №476.
<Москва,> 20/Х.19>61
Дорогой Илья Григорьевич, эти сигары подарили мне кубинские сторонники мира. Сигары прелестные. Как видите, я имел возможность в этом убедиться… Хочу, чтобы и Вы получили удовольствие. Отныне всегда, когда буду получать подобные подарки, буду честно делиться с Вами — пополам.
Читаю «Люди, годы, жизнь». Читаю и перечитываю эту гениальную исповедь сердца. Так написать может только Эренбург! Нельзя без спазмы в горле читать главы о Тувиме, Бабеле…
Вас не было в Москве, когда я показывал фильм о Кубе
[896]. Хотите, я Вам покажу? Вам, по-моему, нужно посмотреть Кубу. Кстати, Вас там очень хотят видеть, слышать.Всего Вам хорошего! Любе привет сердечный.
Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1657. Л.7. Ответ ИЭ см. П2, №478.
<Москва, 30.10.1961>
Дорогой Илья Григорьевич, я с каждым днем все больше и больше Вас люблю, так что могу вдруг лопнуть, если не остановлюсь. Сейчас кончила 10-ую книжку Нового мира. Ощущается каждый Ваш вдох и выдох, и дыхания, и все в каком-то органическом и строгом ритме. Маленькую новеллу о Дж. Истмене прочитала вслух
[897], и моя старшая дочь изрекла: «Между прочим, очень хорошо написано». Вся глава о Мерле чудесная — да мне все почти нравится. Только за Джойса [898]обидно, и я Вас умоляю: когда будете для книги править, измените немного тон. Он в самом деле велик, не дань времени, а подлинная Одиссея. И людей (жизнь) знал — дай бог. Вы разве не читали «Дублинцев» [899]? Пожалуйста! Он не Андрей Белый минус что-то [900]. Меня чуть смутило выражение: «душевно заболела» [901](стр. 156) — мы ведь не говорим «телесно» или «сердечно», или «желудочно» заболеть. Но тут у меня, может быть, «заскок». А вот с Джойсом — ну, пожалуйста!Привет Любови Михайловне. Ваша
Пусть она тоже похлопочет за Джойса.
Еще вот что, дорогой Илья Григорьевич! Мне немного грустно
у Васнатыкаться на слово «педераст» [902]— это проявление половой дискриминации, и по-моему «непрогрессивно». Не все ли равно, кто и кого и как любит?Впервые. Подлинник — ФЭ. Ед.хр.1820. Л.4. С Т.М.Литвиновой ИЭ был знаком с 1930-х гг.
<Москва,> 8. 11. <19>61
Дорогой Илья Григорьевич,
оченьрада книге [903], очень благодарна за дополнительные строки о папе, несколько — насколько сейчас можно — уравновешивающие всё. Хорошо издана книга, хорошо и веско ложится в ладонь; нравится и размер, и обложка, и шрифт. Прекрасно. Сама книга — событие, Вы об этом знаете. Многие, многие — ужебезмолвные, равно как и огромное племя безмолвных, лишь чувствующих — немо — читателей, благодарны Вам — Вы знаете и это. Вы сумели этой книгой сказать «Солнце — остановись!» — и оно остановилось, солнце прошедших дней, ушедших людей. Спасибо Вам, дорогой друг, за всех, за всё — за себя самоё тоже.