Я смотрю на тебя издали

– Не знаю. Я так испугалась, когда встретила его в полиции, что фамилию попросту не расслышала. Он стал меня расспрашивать, а я… я не знала, что делать, что говорить. Но дежурный… ему-то я успела рассказать… Я попросилась в туалет. Дежурный пошел меня проводить, и тут в отделение привели цыганок, целый табор. Они кричали, полицейские на них шикали, в общем, мне повезло, я сбежала. В Ремизове оставаться было нельзя. Единственное место, где я могла укрыться, вот эта квартира. Денег на билет у меня не имелось, сюда добиралась на попутных машинах. Три дня ждала, может, Денис объявится, адрес он знал. Что мне было делать? Полицейским я не верила. Я же догадывалась, разбираться поручат тому типу в Ремизове. Все это может тянуться неделями, а то и месяцами. В полицию я все-таки пошла, но по дороге увидела адвокатскую контору. И подумала: возможно, адвокат мне поможет? По крайней мере, кто-то будет знать мою историю. Сомневаюсь, что он мне поверил. Я вернулась домой, а вечером здесь появился один из охранников, сказал, что Денис в общине. У него была фотография, это чтобы я не сомневалась. Дениса избили до такой степени, что я с трудом его узнала. Я думала, этот тип пришел убить меня, а он сказал: Денис жив до тех пор, пока я молчу. И если я только попытаюсь… Он ушел, а я решила: для меня все кончено. Я… я хотела умереть. Но соседка…

– Н-да, – вздохнула Агатка. – Логики я не вижу, но, наверное, у вас зрение лучше.

Я укоризненно взглянула на сестру, хотя она, конечно, права. Выходило, что своим самоубийством Елена подписывала Денису смертный приговор. Но ей, похоже, это даже в голову не пришло. Девушка считала себя загнанной в угол, а в такой ситуации человек часто видит только один выход. Я сама, когда припечет, не раз подумывала, а не нажраться ли таблеток – и навеки в нирвану.

– Надеюсь, вы понимаете, – продолжила Агатка. – Если вы не напишете заявление…

– Они убьют его, – пробормотала Елена. – Вы что, не поняли? Я все рассказала вам, но никакого заявления писать не буду.

– Некоторое время назад Денис все-таки сбежал от них, – вздохнула сестрица. – Он умер в больнице, у него было слабое сердце…

– Нет, – покачала головой Лена. – Нет… – Она повторяла это снова и снова, заходясь криком, сползла на пол, колотила руками и ногами и кричала, кричала… Агатка пробовала ее успокоить, и в лицо водой брызгала, и по щекам била, становилось только хуже. В дверь забарабанила соседка.

– Эй, что за дурдом?

Я впустила ее в комнату, сказав с досадой:

– Вызывай «Скорую».

Берсеньев слышал крики, находясь в машине, и прибежал на помощь. Толку от него как от козла молока. Пока приехавший врач «Скорой помощи» приводил Елену в чувство, Берсеньев ласково шептался с девицей-соседкой. Она, само собой, пялила на него глаза и на всякий случай вцепилась в его рукав, чтоб это сокровище чего доброго не смылось. Елену увезли, а девице локоток пришлось выпустить, Сергей Львович направился к двери. Мы с Агаткой, конечно, тоже. Я была очень зла на сестрицу, оттого и не сдержалась:

– Права мама, тебе только полком командовать. Лучше армией, где-нибудь под Сталинградом. Тебе никто не говорил, что с людьми надо помягче…

– Можно узнать, что, собственно, произошло? – вмешался Берсеньев.

– Дикое Средневековье, – бормотала под нос сестрица. – Свихнувшиеся тетки, проповедники-растлители, и все это по соседству с областным центром. Куда смотрят менты и прокурорские?

– Куда менты смотрели, мы уже знаем, а куда прокурорские – спроси у папы.

– Он-то здесь при чем? – возмутилась Агатка.

– Папа ни при чем, но, может, знает.

– Дамы, – вновь подал голос Берсеньев, – дискуссия затягивается, а ничего полезного я так и не услышал.

– Агата Константиновна – слон в посудной лавке. Теперь девица в психушке, и заявление писать некому. А нет заявления, нет… ничего, одним словом.

Агатка махнула рукой, и мы загрузились в машину Берсеньева. Пока ехали к сестрице, я пересказала все то, что узнала от Елены.

– Средневековьем действительно попахивает, тут Агата Константиновна права, – кивнул Сергей Львович, выслушав мой рассказ. – Значит, мы имеем дело с лицемером и развратником, да еще любителем малолеток в придачу. Кстати, а что ты говорила по поводу трупа девочки в первой общине?

– У нее единственной была рана на затылке. Девочка лежала отдельно от остальных, ближе к двери. А почему ты спросил? – насторожилась я.

– Денис узнал в проповеднике человека, которого видел в детстве. Не вижу повода сомневаться в его словах.

– А при чем тут девочка?

– Мы с тобой голову ломали: кто наш восемнадцатый – фанатик или вор. Очень может быть, ни то, ни другое. Хотя деньгами, конечно, не побрезговал, если они были.

– А потолковей можно? – разозлилась я.

– Потолковей я еще сам не знаю, – хмыкнул Берсеньев. – Но предположить могу.

– Постой, – нахмурилась Агатка, которая, как видно, соображала лучше меня. – Ты хочешь сказать, он изнасиловал девочку?