Я сражался в Красной Армии

Немцы продолжали твердо удерживать оборону вдоль железнодорожного полотна, хотя в этом районе оно не могло уже быть использовано. На участке шестой роты расстояние до противника доходило до двухсот метров. Но дальше, на запад, между нами и немцами вклинивалось огромное болото, поросшее низкорослым леском, и достигавшее по ширине до тысячи метров. Посреди болота почва подымалась, как бы образуя песчаный остров и на нем росла прекрасная сосновая роща. В роще стоял чей-то домик, с маленькой крестьянской усадьбой. Интервал в тысячу метров и отделявшая нас от противника роща, создавали несколько ненормальное положение на левом фланге нашего батальона, Невидимый противник и предательски торчащий лес, неизвестно пустой или занятый немцами, заставляли нервничать наше командование. Роща, действительно, могла таить в себе всякие неприятности и, в частности, служить прекрасным плацдармом для неожиданного нападения.

Немцы, видимо, тоже побаивались рощи и, в течение целых суток обстреливали ее из артиллерии. Покалечив немало деревьев и спалив крестьянскую усадьбу, они успокоились и перестали интересоваться ею.

Через несколько дней комбат созвал совещание. На нем была выдвинута идея, незаметно занять рощу, поставить там боевое охранение, абсолютно скрытое для противника. Представитель штаба полка рекомендовал послать туда офицера, для постоянного и ответственного наблюдения за противником, дав ему несколько солдат для охраны и обслуживания.

Долго думали — кого туда послать. Все офицеры были заняты. Я предложил свои услуги, с тем, однако, чтобы наладить все это дело, а затем передать его кому-нибудь из младших офицеров. Комбат не соглашался, но присутствовавший помощник начальника штаба полка, придававший большое значение правильной организации боевого охранения, поддержал меня, хотя и ограничил мое участие двумя — тремя днями, с тем, чтобы я потом снова вернулся в штаб, а дальнейшая деятельность боевого охранения велась под моим наблюдением, уже из штаба батальона.

Поздно ночью, отобрав группу смелых и боевых солдат, я двинулся на выполнение поставленной задачи. Ночь была темная, безлунная. Ощупью, перебравшись через болото, мы, наконец, подошли к роще. Полная тьма. Ни одного звука не доносилось из нее. Мы стояли и вслушивались — не хрустнет ли ветка, не услышим ли мы звук человеческого голоса, свидетельствовавшего бы о присутствии противника. Ничего… Только тьма и мертвая тишина. Мои разведчики, держа автоматы наготове, оставляют меня сзади, растягиваются цепью и, пригибаясь к земле, бесшумно входят в лес. Снова ничего…

Роща оказалась пустой. Лишь посреди ее на лужайке тлело пожарище и откуда-то вынырнула кошка, которая жалобно мяукая, стала тереться у моих ног.

На рассвете уже были готовы, хорошо замаскированные маленький блиндаж и окоп, в которых мы все разместились, не без удобства.

Пробравшись ползком на окраину рощи, я стал вести наблюдение за противником. Стоял яркий, солнечный, апрельский день.

Видимость была превосходная и все происходившее у немцев было видно как на ладони. Место для наблюдения было отличным и находилось на очень близком расстоянии от неприятеля. Убедившись, что в роще никого нет и, что наши окопы вырыты на большом расстоянии за болотом, немцы вели себя совершенно открыто, выходили из окопов, расхаживали по железнодорожной насыпи, нагружали какие-то повозки и т. д.

Вечером, когда начало темнеть, нам принесли пищу. Поужинав, солдаты углубили, удлинили и расширили окопы, устроили на опушке наблюдательный пункт, тщательно замаскировали его, обнесли передний край рощи колючей проволокой, поставили и повесили около нее ряд самодельных сооружений, издававших звон и шум при нажиме на проволоку, приготовились, на всякий случай, к приему ночных гостей.

Но ночь прошла спокойно, и утром я вернулся в штаб, послав в рощу одного из молодых офицеров. Однако, я часто после этого, на рассвете, пробирался к боевому охранению и вел необходимые наблюдения, возвращаясь вечером в штаб.

4. В окружении

Наступила чудная весенняя погода. Последние зимние бури исчезли, не оставив следа. Солнце грело влажную, не успевшую еще высохнуть почву, зеленела свежая трава, среди которой поднимали свои головки первые весенние цветы. На деревьях раскрывались почки, превращавшиеся в молодую весеннюю зелень. По веткам, распушив длинные, пышные хвосты, гонялись белки, не обращая никакого внимания на «несколько беспокойную» обстановку. Над зеленеющими полями, на которых то тут, то там, чернели воронки от снарядов, пользуясь наступившим затишьем, неумолкаемо пели жаворонки.

Под вечер я пришел в рощу, чтобы лично расспросить начальника боевого охранения о том, что он видел за день. Особенного ничего не случилось, за исключением каких-то перебросок частей на левом фланге, против участка соседнего батальона.