Я сражался в Красной Армии

Но зато вся «компания» была заинтересована совсем другим. «Хозяйка» рощи — кошка приволокла нашим солдатам живого зайчонка и оставила его около них. Зайчонок просидел весь день в окопе, даже немного освоился с окружавшей обстановкой. Теперь шло обсуждение — куда и как выпустить зайца, чтобы он не попал снова в лапы кошки, не залез бы в болото и мог убраться куда-нибудь по добру по здорову. Было решено, что я возьму его с собой и выпущу по ту сторону болота.

Оставаясь в роще до темноты, я, когда стемнело, взобрался на дерево, чтобы посмотреть на общее направление линии фронта, которая отчетливо обозначалась осветительными ракетами, непрерывно пускаемыми со стороны противника. Справа все было как всегда, но картина представившаяся мне слева, привела меня в изумление. Слева, в километре от нас, линия фронта поворачивала на юг, в затем — снова уступом на юго-запад. Теперь она шла от этого последнего места прямо на восток, охватывая нас отчетливо выраженным полукольцом Только в районе единственного моста через реку, соединявшего нас с тылом, еще не было видно ракет.

Захватив зайца и, выпустив его на другом берегу болота, вернулся в штаб и доложил комбату о своих наблюдениях.

— Вы знаете, я сам чувствую что-то неладное.

Говорил с командиром полка, а он утверждает, что «все в порядке». Я вас попрошу. Побудьте завтра в роще. Понаблюдайте за противником сами. Боюсь, чтобы не случилось какой-нибудь неприятной неожиданности. Да, кстати, в штабе дивизии мне сказали, что вам присвоено звание капитана. Поздравляю…

Я охотно исполнил приказание комбата, которое в этот момент звучало уже как просьба (так всегда бывало в минуты опасности). В эти прекрасные весенние дни бывать в роще — было сплошным удовольствием. Кроме того, как не парадоксально это звучит, роща была пока самым безопасным и спокойным местом. Наши окопы и тылы беспрерывно обстреливались редким методическим огнем немецкой артиллерии. Считая, очевидно, рощу «нейтральной» и думая, что в ней никого нет, противник совершенно не обстреливал ее, предоставив нам пользоваться этим, своего рода, «парком отдыха».

В этот раз я пришел в рощу на рассвете; убедившись, что все в порядке, — отправился на опушку леса и стал вести наблюдение. Все было как всегда, только на левом фланге отчетливо слышались звуки двигающихся танков, треск каких-то моторов и заметно было оживление.

Было около одиннадцати часов дня, когда передо мною вырос вдруг посыльный штаба батальона.

— Как вы попали сюда? — удивленно спросил я. — Зачем вы пришли?……

— Товарищ старший лейтенант, пришел приказ срочно отступать. Батальон уже двинулся. Комбат послал меня сказать, чтобы вы догоняли нас.

— Ну, досиделись. А теперь драпают!….

Быстро собравшись, мы спустились к болоту. Переходить через него посреди бела дня — было безумием. Но немцы, видимо, занятые чем-то другим, нас не тронули. Мы поднялись и вошли в наши окопы. Они были пусты. Пройдя их, я еще раз обернулся и внимательно оглядел линию окопов противника, ожидая увидеть наступающие части. Все было тихо и мертво. Углубившись в лес, мы подошли к штабу батальона. Никого. Раскрытые окна и двери. Следы быстрого, почти панического бегства. Мы переглянулись…. Что же такое происходит, если нас бросили и бежали?

Неприятное чувство охватило меня. Остаться одному с одиннадцатью солдатами, в полной неизвестности — куда идти и, что делать и видеть, при этом, как все остальные куда-то бежали, — положение странное и необычное.

Приказав оставить себе только автоматы и патроны, а все лишнее в создавшихся условиях — сложить в помещении штаба, я двинулся дальше на восток.

Лес, деревья, снова никого…. Выходим на какой-то холм… Слева под ним проходит шоссе. По шоссе двигаются, в том же направлении, что и мы, какие-то группы людей. Справа — гряда холмов, на которой рвутся немецкие мины.

Мы спускаемся на шоссе.

Как я и предполагал, прошедшей ночью, противник, прорвав нашу оборону, занял единственную переправу через реку и окружил нас, замкнув на востоке линию фронта.

Об опасности окружения высшее командование знало уже давно. Не имея сил отбить контрнаступление противника, который повел его на узком участке вдоль реки, оно, вместе с тем, не решалось и на отступление, боясь нарушить «знаменитый» сталинский приказ.

В результате проволочки, обе дивизии оказались в окружении. Тогда был отдан запоздалый приказ об отступлении, который окончательно погубил все дело. Если бы, окруженные дивизии продолжали держать оборону — ничего бы ужасного не случилось. Но был дан приказ отступать, хотя уже было некуда. Но приказ — есть приказ. Полки и батальоны снялись с фронта и пошли…. Когда мы приблизились к шоссе, то по нему двигался в полном беспорядке поток людей. Пехота, артиллерия, минометные роты, все перемешавшись в кучу, куда-то неслось…. Какие-то группы солдат пробирались вдоль шоссе по тропинкам.