Я ставлю на любовь

Настя хотела ответить, что Влад тут практически ни при чем, что это не разборки брошенного кавалера со своей неверной девчонкой, но из-за подступивших слез говорить было трудно, она только повела плечами. Она мало что поняла из того, куда ее приказали отвезти. Точно не в лес. Или Кириллу дали другие указания?

— Мы недалеко от поселка Т. — Кирилл засунул руки в карманы и запрокинул голову. Казалось, он просто любуется небом. — Краснова, вали к черту. Прямо сейчас, пока не передумал. Беги, звони папе, только быстро!

— Что? — Настя сглотнула. — Это какой-то подвох? Ты мне выстрелишь в…

— Идиотка! Просто сваливай! У нас мало времени! Ты хоть понимаешь, куда Викинг велел тебя отвезти?!

— Куда?

— Главная мамка страны по торговле живым товаром. В сексуальное рабство, Краснова! И хрен найдут, сегодня же в ящик запакуют и полетите в жаркие страны. Тебя ни родные, ни Славэн никогда не достанут!

Мысли все еще путались, но ужасающий смысл сказанного буквально вспорол Насте мозг. Она видела в фильмах, что такое бывает. Читала в газетах и интернете. Но ей всегда казалось, что такую, как она, подобная участь минует. Даже сейчас, когда осознала свою привлекательность. Работорговля? Здесь, в ее городе? Просто поразительно, как она могла допускать существование банд и отрицать торговлю живым товаром. На спине выступил холодный пот, а земля ушла из-под ног, только руки сильнее сжали выступ багажника.

— И ты… ты меня отвезешь?

— Настя… — простонал Кирилл, раздраженный ее несообразительностью. — Я жизнь тебе спасаю! Чеши отсюда! Найди отца, Славэна, еще хрен кого, пусть тебя спрячут, только не высовывайся хотя бы несколько дней! Я скажу Викингу, что ты сбежала, только перестань тупить!

В его голосе прозвучало какое-то надрывное отчаяние. Настя непроизвольно ухватилась за него, словно утопающий за соломинку. Просто поразительно, как быстро все отошло на второй план: смерть дорогой подруги, жестокое избиение и перспектива оказаться сексуальной рабыней в борделе далекой страны. Настя сейчас держалась только за голос Кирилла, словно пыталась найти в нем подвох, и… и не находила. И прекрасно понимала абсолютно все: и почему он это делает, и что не боится, и что так рисковать можно только в одном случае…

— Почему? — на разбитых губах запеклась кровь. Насте хотелось не терять звук его голоса ни на миг. Она знала: стоит только Аксенову замолчать, как на нее обрушится ужасающая реальность и осознание того, что ее подруга мертва, она сама все еще в опасности, а жизнь теперь никогда не будет прежней.

— Мобилу не проси, не дам. Секут все звонки. Вот, возьми.

Он разжал пальцы Насти, буквально впихнув в её ладонь свернутые в трубку купюры.

— Не знаю, повезут ли тебя в таком виде, но постарайся. Смотри, ментам на глаза не попадись. В город нельзя, там тебя первым делом искать будут.

— Почему, Кирилл? — глухо повторила Настя.

Подняла глаза и недоуменно моргнула, когда Аксенов смущенно отвел взгляд.

— По кочану… не твое дело… — он запнулся, вдруг вскинув голову. И его светлые глаза словно потемнели от какой-то отчаянной решительности. — Тебе надо пояснять, почему? Ты слепая, Краснова? Еще и тупая, судя по всему… только сдвинутая эмо могла ни хрена дальше своего носа не видеть и не понимать, класса с седьмого…

— Не понимать что?

— Какая ты дура!

Настя не успела скривиться от боли, когда руки Аксенова легли на ее плечи. Только инстинктивно сжалась, ощутив прикосновение его неожиданно мягких губ к своим. Вопреки всему, поцелуй не вызвал отвращения. Впрочем, какого-либо другого отклика он тоже не вызвал. Сознание Насти все еще плавало в спасительном забвении шока. Даже тот факт, что ее Светланки больше нет в живых, а она сама на волосок от смерти, не желал восприниматься нокаутированным рассудком.

Губы Кирилла были теплыми. Прикосновение, несмотря на грубость, каким-то родным. Может, потому, что искренним. Именно поэтому она не ощутила боли в разбитых губах, не отшатнулась, не закричала, не испугалась очередного насилия. Только пальцы до боли в фалангах держались за машину, никакая сила не заставила бы их сейчас разжаться, чтобы оттолкнуть Аксенова к чертовой матери… или же обнять в ответ в порыве пока до конца не осознанной благодарности.

Поцелуй не был нежным. Он даже не был страстным. Каким-то злым, обреченным и отчаянным. Непонятная боль отозвалась в пылающих ребрах, в ноющем от неудобной позы позвоночнике, в пульсирующих висках. Эта боль была чужой. А Настя — слишком ошарашенной, чтобы осознать, что через поцелуй ощутила боль Кирилла.

Поцелуй прервался так же резко, как и начался. Аксенов отпрянул от нее, словно обжегся, на миг закрыл лицо руками, потерянно качая головой.

— С седьмого класса, как только переступил порог этой сумасшедшей школы… ты ни хрена не видела за своими выдуманными страданиями! Ненавидела всех, и меня за компанию… конечно, проще было списать все на закон стада! Что бы я ни делал, ты захлопывалась все сильнее!