Я - Тайига

Привела меня в себя звонкая пощечина. Моя подружка, красная и злая (не побоюсь этого слова) как собака, отскочила от кровати. Ее возмущение было столь велико, что платье сзади опасно затопорщилось. У Норы от стресса снова начал расти хвостик. Из моего горла вырвался странный звук: что-то среднее между шипением и рычанием. Нам обоим стало ясно: все это время над нами просто издевались.

— Не кипятитесь, девушки. Меня на всех хватит. Хотите по очереди, хотите на пару. Любой каприз.

— Немедленно покиньте помещение, — Норе первой удалась членораздельная речь.

— Это еще почему? Мы еще не закончили, хвостатенькая, — он достал из-за пазухи фляжку, хлебнул из нее и протянул нам. — Давайте, девочки, за столь волнительное знакомство. Настоящий левинский коньяк, между прочим.

— Убирайся. С моей. Кровати.

Нора задыхалась от гнева. Я тоже. Сначала типчик ворвался в келью, затем посягнул на девичью кровать, осененную Священной благодатью. А потом и вовсе руки распускать начал! Мы его, значит, спасли, а он, вместо благодарности, решил превратить Нору в падшую женщину… Нам преподобная матушка Тетра рассказывала, что Святая Троица метит распутных женщин печатью порока. Мы с девочками пытались выпытать, как выглядит эта печать, на что наша директрисса неизменно изрекала:

— Ее невозможно описать, но любой благочестивый человек сразу поймет, о чем я говорю, когда увидит такую особу.

Я скосила на подругу глаза, и ничего порочного пока не обнаружила. Только хвостик. Но он у нее был и до поцелуя.

Между тем этот наглый тип продолжал испытывать наше терпение.

— Так это твоя кроватка, хвостатая? Уютненькая. Да не кипятись ты так. Давай, иди сюда, лапонька. Хочешь, поиграем еще в медсестру и больного. А нет, так что другое удумаем.

Он взбил подушку и разлегся, раскинув ноги и подложив руки под голову. Из горла Норы вырвалось утробное рычание, и она напружинилась, готовясь к прыжку. А мне вдруг показалась удивительно соблазнительной шея типчика. Чувство было настолько сильно, что я нервно сглотнула, а ногти на руках начали расти и заостряться.

— Да ладно, — хмыкнул этот прохиндей. — Шучу я. Слаб я еще. Отлежаться бы мне надо…

Он вдруг замолчал и выразительно приложил палец к губам. Вот он только что лежал на кровати, а уже на столе. Движения были столь неторопливо-бесшумны, и в тоже время стремительны, что я невольно залюбовалась. И напряглась. Этот типчик все больше казался мне опасным.

Между тем он осторожно приоткрыл ставни и прислушался.

— Ну как? — услышали мы хриплый голос за окном.

— Кто-то тайигу выпустил, — второй собеседник являлся обладателем гнусавого тенора.

Первый выругался так жарко, что уши запылали. Мои нервы не выдержат такого количества испытаний за ночь! Несмотря на то, что львиную часть пожеланий Святой Троице я не поняла, пара выражений красочно описывала некоторые аспекты деятельности сестер милосердия, связанные с очищением прямой кишки раненым. Это заставило мое воображение разыграться. Я потрясенно села на свою кровать, представив себе Сеятеля и Контролера в роли больных, а Жнеца… Рядом со мной опустилась Нора. Судя по прерывистому дыханию, такая же потрясенная.

— …Надо было сразу парня прикончить. А ты: «Хозяин за живого больше Силы отвалит». Теперь он нам такого отвалит! Ур-род… Да нас теперь на ремни распустят да собственные кишки жрать заставят. Что теперь делать будем?

— Скажем, что у нас его тайига отбила, — нашелся гнусавый. — А уж кто ее выпустил — знать не знаем, ведать не ведаем. Кстати, там в клетке пучок бесогона валяется. Значит, это кто-то из монастырских сотворил. Да не дрейфь ты так — никуда парень от нас не денется. Помнишь, я ему руну тайиги вырезал?

— Ну?

— А кровь-то с клинка я так и не смыл…

— Кровь говоришь? — хрипач ненадолго задумался. — Ладно, давай сюда свой ножичек. Я к хозяину наведаюсь. Доложить о том, что произошло, надо. А ты вызывай Куницу и Легавую на подмогу. Конечно, кто Зверя выпустил уже не узнать. Бесогон следы развеял. А вот пару часов здесь попастись смысл имеет. Чую, этот пройдоха где-то рядом прячется.

Когда голоса смолкли, незнакомец озабочено почесал подбородок.

— Ну что, лапули, придется вам меня еще немного потерпеть.

Я не удержала скорбный вздох, на что парень невесело усмехнулся:

— Не волнуйтесь, к утру я вас покину. Эти твари дневной свет на дух не переносят.

И не обращая больше на нас никакого внимания, он улегся на кровать Норы и почти сразу захрапел.

Остаток ночи прошел беспокойно. Раздеваться мы, разумеется, не стали. А поверху еще и одеяло накинули, чтобы посильнее отгородиться от опасного незнакомца. В результате потели сильно и чесались. А еще Нора постоянно так и норовила ткнуть в меня локтями или коленями. Они оказались у нее неприятно острыми. Судя по ее ворчаниям, моими конечностями она также осталась крайне недовольна.