Принадлежность для растирания семян целебных трав оказалось очень кстати. После первого приступа рвоты, парень сполз с меня.
— Я сам, — прохрипел он.
Да мы и не настаиваем! Я с облегчением отошла в сторону, тщательно протирая руки носовым платком. Но глаз с незнакомца не спускала. Как и Нора. Она держала наготове перевязочный материал, а на лице ее сияло предвкушение: подруга уже примеривала на себя роль будущей сестры милосердия. Мы прочитали много трактатов по оказании помощи раненым, а тут такая возможность применить знания не практике! С одной стороны я ее понимала. И в другой ситуации, возможно, даже поспорила с ней за право самой обрабатывать рану. Но сейчас, глядя, как незнакомец содрогается над горшком, терзалась сомнениями.
Всем известно — святое пиво вызывает у нечисти судороги и смерть. Поэтому, получается, что мы спасаем богомерзкое существо. А значит, наш поступок очень негативно воспримется Святой Троицей. Но с другой стороны, на парне серо-голубой балахон из грубого сукна. В таком ходят лишь послушники монастыря Святого Иеремия. Причаститься там святым пивом любили. И порой не знали меры. Я лично видела однажды, как в саду тошнило двух перепивших служителей церкви. Но опять же, возникает вопрос — что делает послушник в Институте благородных девиц? У нас не то, чтобы мужчин не бывало. Были, конечно, но исключительно по личному разрешению епископа Иеремийского.
Незнакомец с трудом разогнулся. Опомнившись, я бросилась к своему плащу. Еще не хватает, чтобы этот типчик пялился на меня. А вот Нора замешкалась.
— Давайте я вас перевяжу. Пожалуйста!
Некоторое время он рассматривал ее, поджав губы. И от этого скептического оценивания, мне стало обидно за подругу. Ну да, Нора нарушала эльфийские каноны красоты, где в почете была бледность и благородная меланхоличность. Но по мне — так это подругу только красило. Мне нравилась живость ее лица. Обычно его то и дело озаряла улыбка. Сначала она вспыхивала в огромных глазищах цвета спелой вишни, потом касалась уголков губ. Когда подруга гневалась — ее верхняя, слегка припухлая губа, начинала дрожать и забавно приподнималась. А вот сейчас моя подруга стояла, как истукан, не сводя взгляда с парня: губы облизывает, румянец в пол лица, к груди бинты судорожно прижимает.
Да он ее зачаровал! Во мне вспыхнуло раздражение. Я уже собиралась обрушить на наглеца содержимое ночного горшка, когда парень шевельнулся, а его губы раздвинулись в кривоватой ухмылке.
— Давай, — согласился он.
А потом сделал ужаснейшую вещь: сел на кровать Норы и притянул мою подружку к себе. Я от такого просто остолбенела!
— Что вы себе позво…, - пискнула Нора.
— Исключительно для вашего удобства, моя милая леди, — проворковал этот невозможный типчик.
И наклонил голову. Нора в растерянности обернулась ко мне, но я не знала, что сказать. С одной стороны, такая близость к мужчине возмутительна и недопустима. С другой стороны, а как оказывать помощь не приближаясь? К тому же у меня парень вообще лежал на коленях. И ничего — с меня не убыло.
Вздохнув, подруга взялась за дело. Наблюдая за тем, как она бинтует, я поняла великую вещь: быть сестрой милосердия очень непростая задача. В трактате Святого Магмуса все выглядело довольно просто: нужно лишь один кусок бинта положить на темечко, а другим обматывать голову так, чтобы получился чепчик с завязками. Мы с Норой неоднократно тренировались друг на друге и никаких трудностей не испытывали.
Но здесь с подругой что-то случилось: руки дрожали, а бинт то и дело норовил выскользнуть из рук. Поднимать его оказалось неудобно — парень снова впал в бессознательное состояние. Чтобы не упасть, он вынужден был все крепче сжимать Нору. Я неодобрительно покосилась на его руки: они неприлично глубоко забрались под шнуровку платья подруги и касались кожи. Попыталась вспомнить, что в таких случаях советует делать Святой Магмус, но, как назло, ничего путного не приходило в голову.
Бинт очередной раз выпал из неловких рук. Подруга наклонилась, и голова раненого уткнулась ей в грудь. Я поняла: необходимо срочно вмешаться.
— Может у меня лучше получиться?
И мстительно прищурилась. К черту богоугодное смирение благородной дамы: пара затрещин наверняка взбодрят умирающего.
Но и моих слов оказалось достаточно. Парень встрепенулся и уставился на меня наглыми глазами:
— Вряд ли. Хотя, можешь попробовать что-нибудь другое перевязать. Попозже…
И впился в губы подруги. От столь великого святотатства я почувствовала себя оглушенной. Творить такое в институтских стенах! Я думала, что сейчас грянет гром, презренный растлитель вспыхнет в очистительном пламени и осыплется пеплом. Но ничего подобного не произошло. А поцелуй все длился.