– Трижды ему ломали и вправляли нос. Три операции ринопластики, пока профиль не стал идеален. Кит долго восстанавливался, то и дело подхватывал насморк. Бесконечный процесс. Два года они жили в отделении отоларингологии, Мария запаниковала. Кит болел и болел, счета росли, а сбережения таяли. Она решила забрать Кристофера из школы, чтобы оградить от носителей вирусов и возможных травм. Даже Лео к нему не подпускали, боясь, чтобы не принесла от подруг какие-нибудь бактерии. Мария считала, что защищает сына от угроз, которые несли в себе чужие дети и животные. Крис перешел на домашнее обучение. Но образование не сложилось. Найти подходящих учителей оказалось мукой. Они сменялись непрерывной чередой. Кит не успевал запоминать лица. Он вернулся к работе и учился в перерывах, если это можно назвать учением.
Помассировав гудящий затылок, Эшли посмотрела на неподвижную фигуру в кресле. Лина все так же смотрела в чашку и, казалось, витала мыслями далеко. Эшли вздохнула:
– Ты можешь вообразить подростка, который в девяностых не играет в видеоигры и бейсбол, читает по буквам названия фильмов на хлопушках, да корешки билетов, и уверен, что Палм-Спрингс, Сакраменто и Сан-Франциско – страны? Наверное ему долго бы передавали текст на звуковых носителях, не вмешайся бабка. Она потребовала вернуть внука в школу и закончить образование. Строгая с дочерью, она обожала внука. Возможно, видела в нем шанс замолить свой грех. Но Кит ее недолюбливал. Насколько мне известно, даже на похороны не явился. Мария непрерывно ссорилась с матерью, и естественно все требование отмела. Тогда бабка сама взяла на себя роль учителя, откапала репетиторов и, как бы последний не брыкался, подготовила внука к колледжу.
Эшли фыркнула, потерла ладонями лицо, но вспомнила о накрашенных ресницах и отдернула руки. Она щедро отпила из стакана и откашлялась:
– К тому времени Кит давно снимался в больших фильмах со взрослыми бюджетами, гонорарами и нагрузками, требовавших от ребенка колоссальной эмоциональной стойкости, выносливости и работоспособности. Он выжил там, где сходили с дистанции матерые актеры: ни тяжелого переходного возраста, ни срывов, ни депрессий, ни звездной болезни. Кит аккурат прошел по краю. Но он рос и менялся. Тело тянулось, раздавалось в плечах, в голосе прорезался бас. Это было время, когда все затаились. Продюсеры не продлевали контракты, отказывали в долгосрочных проектах. Ни о каком таланте не велось и речи, Кит был для них лишь красивой вязью, способной заманить на премьеры чувствительные натуры. И все выжидали. Мария извелась, она сходила с ума. Так и эдак взрослые крутили и рассматривали Кристофера, пытаясь определить, стало ли лицо дурнее, чем вчера. Но шли дни, а подросток не терял привлекательность. Она лишь стала другой, более дерзкой и мужской. Режиссеры нашли ей новое применении и работа закипела с удвоенной силой.
Подперев ладонью голову, Эшли погрузилась в себя, заметила, что молчит, когда щека сползла с кулака. Лина все так же сидела в кресле, но широко открытые глаза оторвались от созерцания коричневой жидкости в чашке, и замерли на ее лице. Эшли повела затекшим плечом и прикурила очередную сигарету. Пора, черт возьми, разобраться с призраками.
– Попав в мир киноиндустрии ребенком, покладистый и доверчивый мальчик постепенно превратился в замкнутого и вспыльчивого молодого человека с ограниченным кругом общения и склонностью к агрессии. Мария была его единственным агентом и другом. Он всячески пытался заслужить ее одобрение. Даже бросил курить и спрыгнул с кокаина по первому приказу. Но мать редко находилась рядом. Она была молодая и устраивала личную жизнь. Мария погрязла в мимолетных романах и приёмах, а когда Кристофер приезжал домой, она украшала сыном вечера. Любила заниматься его гардеробом и прической. Он представал на публике, как премьера баснословно дорогого и желанного болида. Собирая комплименты в его адрес, она пополняла свою значимость. Кит был её копией, в отличие от Лео, которая удалась в отца, и глядясь в его темно-синюю радужку, она видела отражение юной Марии, которая только собиралась покорять Голливуд.
На улице пронзительно крикнула птица, словно возмутилась, что люди разворошили прошлое. Сжимая бокал, Эшли дождалась, когда вдалеке смолкнут печальные ноты, и упрямо продолжила: