Я, Тамара Карсавина. Жизнь и судьба звезды русского балета

А еще мне нравятся «Битлз», которых открыла для меня Эмильенна, особенно их недавний успех – песня «Леди Мадонна». Я посмотрела один их концерт по телевизору и сказала себе, что музыка, сцена и вообще мир зрелищ еще распахнут перед ними блестящее будущее, ведь они собирают толпы людей и вводят их в транс!

О эта юность, трепетная и бушующая! Чего жаждет она? Сильных чувств и новшеств. Рок и это протестное движении хиппи, о котором сейчас говорят так много, а оно так нещадно критикует общество потребления, – не это ли и есть новый авангард?

Я в своей жизни и карьере встречалась с авангардистами, и мое мнение выковано опытом, хотя и немного окрашено усталостью. Может быть, сейчас самое время сказать о них пару слов.

В «Моей жизни» я упоминала о том, как, повинуясь чувству стыдливости, отделалась от экземпляра книги «Футурист Мафарка», подаренной мне автором – итальянцем Филиппо Томмазо Маринетти. Тогда я жила в Санкт-Петербурге с Василием Мухиным, моим первым мужем, и на вечеринке в знаменитом литературном кабаре «Бродячая собака» основатель футуризма подошел ко мне и подарил свой роман. Было это, как мне кажется, году в 1912-м, через три года после того, как он опубликовал в «Фигаро» свой «Футуристический манифест». Посвящение было изысканным – явно написано рукой человека образованного и превосходно воспитанного. Придя домой, я сразу раскрыла том и пробежала глазами первую главу – она называлась (и снова про это!) «Изнасилование негритянок». Я в ужасе захлопнула книгу и тут же отбросила ее. Она оскорбила мои эстетические устои, унаследованные от «Мира искусства», и мои нравственные убеждения.

Грубость, женоненавистничество, презрение к культуре, окончательный и безапелляционный отказ от традиционных ценностей, культ насилия и бесчинств… В «Мафарке» превозносилось все то, что приводило меня в ужас!

Кстати, я заметила, что Маринетти даже не хватило бранных слов для Венеции и всех, кто обожал этот город, – а ведь к таким относилась и я, и Дягилев, и мои друзья-поэты из «Клуба длинноусых». Он издевался и над произведениями искусства, и над туристами, называя «качелями для кретинов» те прелестные гондолы, в которых столько влюбленных парочек пережили незабвенные мгновения счастья. Для него любая гоночная автомашина была лучше Ники Самофракийской, а Лувр заслуживал того, чтобы сгореть в пожаре. Послушать его, так следовало совершенно уничтожить все это громоздкое прошлое, дабы дать дорогу новому искусству, не подлежащему пересмотру.

Такая идеология имела успех. Дягилев, и впрямь всегда охочий до всяческих новаций, втайне был впечатлен футуристическим концертом, на котором смешались самые дисгармоничные звуки: неумолчные стуки пишущих машинок, урчание моторов и разнообразные шумы локомотивов, и все это под зубоскальство публики. Он вспомнит об этом в 1914-м, когда поставит «Парад»… Кстати, подобные экспериментальные приемы будут повторены и русскими композиторами, например Артуром Лурье, сразу после большевистской революции.[40]

Позднее, после Первой мировой, а потом и революции, посмотрев на коммунизм и фашизм в действии, а после этого на внезапное восхождение нацизма, я лишь укрепилась в своих консервативных убеждениях – и все-таки в 1935-м, уже вполне зрелой, пожалела о том порыве, когда я отбросила книгу, рассудив, что, с одной стороны, никакое произведение человеческого духа не заслуживает аутодафе, а с другой – что любой искушенный и рассудительный человек может найти даже в аморальной книге поводы для размышления. А кроме того, разве Маринетти за несколько лет до этого не был награжден Францией орденом Почетного легиона? И вот я снова купила «Мафарку».

Во время круиза к берегам Южной Африки, куда мы отправились с дорогим моим мужем Генри в 1935 году, я погрузилась в чтение «Мафарки», пока Генри жадно пожирал «Жизнь термитов» Метерлинка. Как я уже говорила, я всегда боялась плаваний на корабле, ибо мучаюсь от морской болезни. А поскольку мы оба, и я и он, ненавидели эти коллективные игры в анимацию, которые навигационная компания считала себя обязанной навязывать, дабы нас развлечь, то и предпочли спокойно просвещаться, уединившись в нашем тихом уголке. И вот так, развалившись в шезлонге, рядом с мужем, нацепив на нос солнечные очки, терпя дувший прямо в лицо морской ветер и кутая ноги в плед, я от корки до корки прочитала эту невразумительную и сногсшибательную историю.

* * *

Герой Мафарка, арабский властелин и огнепоклонник, – этакий великан, обладающий чрезвычайной мужской силой (у него пенис длиной в одиннадцать метров); а его бесстыдство может сравниться разве что с его же страстными увлечениями скоростью, которая опьяняет, войной, которая очистит мир, и современными машинами, которые его спасут, – такими как механическая птица, на ней он готовится лететь на завоевание Марса. По его мнению, мужчина есть воплощение будущего, а женщина – так и останется по-глупому приверженной прошлому.