Я тебе изменяю

Нельзя нервничать… как Римме было объяснить ей, что ее сердце, еще живое и бьющееся, было безнадежно при этом мертво?.. Убито жестокостью того, кому посвятила свою жизнь…

– Мой сын… – пробормотала без особой надежды, сама не веря в то, что Глеб может быть рядом.

– В коридоре, – откликнулась медсестра и Римме показалось, что мир вновь обрел краски…

Видя надежду на ее лице, женщина нахмурилась и словно бы неохотно проворчала:

– Вообще-то визиты к вам запрещены, но если ненадолго…

На глазах снова выступили слезы. Ей хватит и взгляда, и словечка… лишь бы просто знать, что сын не бросил ее. Что больше не злится… не ненавидит.

Он вошел в палату: высокий, красивый и… безумно усталый. Материнское сердце сжалось от осознания, что Глеб провел здесь всю ночь. Наверно, не то, что не спал, а даже и не поужинал сегодня…

Он медленно пересек палату, взял ее руку в свою…

– Мама…

Одно это слово – и в нее словно влили новые силы, вернули смысл дышать…

– Прости меня, мама… я не хотел.

Она слабо сжала его подрагивающие пальцы, только теперь заметив страдание, застывшее на его лице, исказившее красивые черты…

– Я знаю… знаю.

Сколь многое она готова была вытерпеть, сколь многое простить за одно лишь это «мама»…

– Что-то не так? – поинтересовалась, заметив, что сын, казалось, был рядом, но вместе с тем – словно бы и не здесь вовсе.

Он поморщился, покачал головой, словно не был уверен, что стоит заводить об этом речь. Но в итоге все же спросил:

– Ты звонила Божене, мама?..

– Когда? – не поняла вопроса Римма.

– После того, как… после всего этого. Она приезжала сюда, но я ее не звал.

Римма невольно улыбнулась: о ней не забыли, о ней волновались…

– Не звонила. Но ты просто подумай, какая она хорошая девочка! Не то, что Оля…

Она допустила ошибку: Римма поняла это в тот момент, когда лицо сына обострилось, сделалось жестче и неприступнее…

– Оля тоже приезжала, мама…

– Вот как…

Глеб резко отвернулся, словно желая скрыть от нее свои эмоции, фальшиво-ровным тоном признался:

– Они пересеклись… здесь. И Оля ушла.

Он снова повернул к ней свое лицо, уже не в силах скрывать эмоций, казаться сильным…

– Я не знаю, как мне вернуть ее… мама.

Он сказал это так обреченно, так отчаянно, так беспомощно… Сердце Риммы дрогнуло: она впервые в этот момент усомнилась в том, что все делала правильно…

Ее мальчик был несчастен. И эта женщина всему виной…

Или все же виновата была не только Оля?..

– Ты можешь найти куда лучше, чем она… – попыталась она вразумить сына.

И тут же поняла, что Глеб непреклонен.

– Зачем мне искать кого-то? Я ее люблю… я без нее… словно и не я вовсе. Она лучшее, что было в моей жизни, а я…

Он резко замолчал, словно только теперь осознав, кому говорит все это. Но внутри Риммы уже все страдало и болело: она чувствовала, что буквально на глазах теряет сына…

– Тебе отдыхать надо, – резко сменил он тему, отпуская ее руку. – Я пойду, а ты спи…

– Езжай домой, – откликнулась она устало. – Выспись хорошенько.

– Но…

– Езжай.

С тех пор, как Глеб женился на Оле, Римме стало казаться, что ей остается все меньше места в его жизни. Отсюда и были все эти капли, все приступы… от желания внимания к себе. От страха остаться одной, быть забытой…

Но сейчас, выбирая между своими потребностями и потребностями сына, Римма поняла: нужно его отпустить. Пока – просто домой, а потом…

А что потом – она и сама не знала.

* * *

– Дима? Какой… приятный сюрприз… – выдохнула, когда совершенно случайно встретилась со своим новым знакомым в бакалейном отделе супермаркета.

– Я тоже очень рад тебя видеть. – Он улыбнулся и, бросив в тележку упаковку спагетти, кивнул на мои покупки: – Тоже паста со сливками и лососем?

Я тихо рассмеялась, обозревая идентичный набор, который собирался приобрести Дима.

– Похоже, что у нас просто совпадение века. Или… – Я прищурилась, делая вид, что заподозрила неладное: – Или ты за мной следишь?

Дима поднял руки, словно сдавался:

– Каюсь, каюсь! Ты уже на кассу?

Я кивнула, положив в свою тележку недостающий ингредиент в виде макарон-бантиков. В прошлые годы делала пасту вовсе не из них, но наличие маленького сына диктовало свои правила.

– На кассу. И так потратила на магазин полдня.

Перебрасываясь ничего не значащими фразами, мы добрались до кассовой ленты и, оплатив покупки, покинули супермаркет.

Я была сама не своя второй день. Переживала за Римму Феликсовну, точнее, за Глеба, для которого происшествие с его мамой стало едва ли не ударом. Но он не звонил, а я сама после того, что случилось в больничном коридоре, пока набирать его номер не спешила.

– Может, выпьем кофе? – спросил Дима, когда мы добрались до небольшого, но уютного местечка, расположенного почти у самого выхода торгового центра.

Я замялась, сомневаясь в том, что стоит распивать что бы то ни было с едва знакомым мужчиной. С другой стороны, ничего двусмысленного в предложении Димы не было. А к женщинам, которые считают, что выпить кофе с приятелем противоположного пола – это едва ли не приравнивание к званию «шлюха», я не относилась.