Я тебе изменяю

– Я знаю. Все знаю. Ты не хочешь меня видеть – и я это заслужил. Я смертельно тебя обидел – и этому нет прощения. Я все знаю, Оль, но… не прогоняй меня сейчас. Пожалуйста, только не прогоняй меня.

* * *

Эта… просьба, сродни мольбе, выбила почву у меня из-под ног. Я стояла, глядя на Глеба выжидательно, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица, а внутри все полыхало от пожара. Он испепелял все прошлые обиды, а я отчаянно цеплялась за них, будто они и были единственным способом выжить.

Только лгать себе, что былое может главенствовать над настоящим – было глупо.

– Вообще-то, я всего лишь уточнила, успела донести тебе Божена, что видела меня с Димой, или нет? – хмыкнула я, спустив Тео на пол и складывая руки на груди.

Ланской так и продолжал смотреть на меня, а я вдруг почувствовала, что вот он – переломный момент. После которого все или рухнет окончательно, или же мы хотя бы попробуем восстановить отношения. Пусть не прошлые, но новые. Ради сына.

– Заходи, – сказала, открыв дверь и отступив в сторону. – Тео сейчас пойдет играть с бабушкой.

Мы зашли в квартиру и я закрыла дверь за Ланским, который начал так торопливо стаскивать обувь, что мне показалось, будто он подозревает, что у него вот-вот отнимут шанс остаться.

– В последнее время Теодор стал увлекаться большими конструкторами. Надолго. У нас будет время поговорить, – добавила бесстрастно.

И сейчас я тоже старалась, чтобы мой голос звучал так, чтобы не выдать того, что владело мною в этот момент.

– О, а у нас гости! – притворно восхитилась мама, присоединяясь к нам в прихожей.

Она уперла руки в бока и смотрела на зятя с укором.

– Анна Николаевна, а у вас, оказывается, со слухом все не очень хорошо, – хмыкнул Ланской, видимо, намекая на то, что она ему не открывала.

– Зато со зрением все отлично! – отозвалась мама, указывая на дверной глазок.

Я едва сдержала нервный смешок. Глебу, видимо, было достаточно услышанного и он ретировался к сыну, пробормотав что-то вроде «надо взглянуть на конструкторы».

Я же прошла на кухню и мама последовала за мной. Она ничего не сказала, лишь только вопросительно приподняла бровь, на что я покачала головой и принялась варить кофе.

– Нет, это не примирение, – тихо проговорила, ставя турку на плиту.

– Это только твое дело, Оленька, – спокойно ответила мама. – Ты знаешь, что я на твоей стороне. И твой муж это тоже, как я надеюсь, уяснил.

Она повысила голос, а я хихикнула. Последняя фраза наверняка донеслась до Ланского. У них с Тео даже все затихло, правда ненадолго. Сын вновь стал что-то щебетать, Глеб – отвечать ему и объяснять какие-то вещи.

Как часто Ланской возился вот так же с сыном, когда у них обоих был свой мир, в который я не лезла! От воспоминаний об этом внутри все болезненно сжалось.

– Спасибо, мам, – поблагодарила, повернувшись к родительнице.

Она стащила фартук через голову и, ополоснув руки и вытерев их о кухонное полотенце, ответила:

– Не за что благодарить. Пойду спасу Феденьку. Ну или Глеба. А то и обоих вместе.

Она улыбнулась и пошла к Ланскому с Теодором, я же, вздохнув, принялась доваривать кофе и ждать мужа.

– Не только не прогнала, но еще и кофе напоишь? – так начал разговор Глеб, устроившись за столом, когда мама и Тео занялись играми.

– Ну, нам как-то нужно налаживать общение. Ради сына, – откликнулась, разлив напиток по чашкам и сев напротив Ланского.

– Только ради него? – вскинул бровь муж, пряча горькую улыбку за первым глотком.

– А разве есть, ради кого еще? – уточнила я.

– Ради нас, – тут же с жаром откликнулся Глеб.

Я побарабанила пальцами по столу. Наверно, не стоило сейчас открывать душу перед тем человеком, который в нее смачно плюнул, но… Но я задала себе один-единственный вопрос – станет ли мне легче, если удержу все в себе? Будет ли мне так спокойнее? Ответ был очевидным.

– Тогда давай я просто озвучу произошедшее, как его вижу я. Точнее, как все случилось со мной. А ты можешь вставлять ремарки, но если все вновь перетечет в спор или ссору – мы тут же заканчиваем. И ты идешь домой. Или к маме. Или к Божене – мне плевать.

Конечно, я солгала. Уж как раз равнодушия по отношению к походам Глеба к Вымени у меня не было. Но Ланскому об этом знать было необязательно.

– У меня нет ничего с Боженой. И не было. Я же говорил…

– Пока приму это за ремарку, – оборвала мужа, подняв руку.

Ланской тут же притих.

– В один прекрасный день, когда я была погружена в то, что называется материнством, ты вылил на меня ушат помоев и оскорблений. Незаслуженных.

Я вопросительно посмотрела на Глеба, он кивнул.

– Мало того, что ты указал на все мои недостатки, сделав это в особой уничижительной форме, так ты еще и сказал, что изменяешь с более… красивой женщиной.

– Я соврал!

– По какому из пунктов?

– По поводу измены – точно. И по поводу первого… я… в общем…

– В общем, тебе не понравилось, что я растолстела, но вместо того, чтобы как-то мягко подобрать слова, ты решил пальнуть в свою жену из всех смертельных орудий сразу. Браво, Ланской!

Я зааплодировала мужу, а он поник, но тут же заговорил:

– Мне очень жаль, что я был таким…

– Чудаком на букву «м»?