Я тебе объявляю войну

А дальше было вот что. Морозов выступал пятым. Начал он довольно бойко, а затем, дойдя до подмены, замолчал. И уставился на меня. Я опустила глаза. Не знаю, сколько прошло времени — возможно, всего несколько секунд, но казалось — вечность. И вдруг — он снова заговорил. Как ни в чем не бывало.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Черт возьми, черт возьми, черт возьми! Мне конец.

Я так разволновалась, что выступила гораздо хуже, чем предполагала и, сгорая от стыда, присела на свое место. Кошмар. Что Морозов сделает после конференции?

А он ничего не сделал. Собрал свои вещи и молча ушел, даже не взглянув на меня. Ну и дела — я не знала, что думать.

После выступлений был фуршет. Правда, всю еду размели в момент — я успела ухватить лишь несколько конфет и запасливо положила их в карман джинсов. Ибо Беседина заставила переделывать кое-какие документы — придется немного задержаться.

Вернувшись на кафедру, я обнаружила, что все уже разошлись. В полном одиночестве я закончила необходимые дела, накинула плащ и уже собиралась уходить, как дверь вдруг распахнулась и вошел Денис Сергеевич.

Он переоделся и теперь даже выглядел как нормальный человеческий парень — в джинсах, майке и ветровке. Но взгляд у него был явно ненормальный.

Не отрывая от меня этого своего странного взгляда, он бросил на стол какую-то сумку.

Я застыла. Сколько раз я прокручивала в голове, как буду строить оскорбленную невинность, но в действительности, глядя ему в глаза, это было не так уж легко сделать.

— А теперь, — наконец произнес Морозов, — рассказывай, зачем ты это устроила.

— Денис Сергеевич, э-э… нечаянно вышло.

— Виктория, я задам тебе вопрос, который уже звучал раньше, но ты так и не ответила — я похож на дурака?

— Денис Сергеевич, вы просто необъективны, потому что ни во что меня не ставите.

— Да? — он усмехнулся, — ты хочешь, чтобы я тебя во что-нибудь поставил? Давай я поставлю тебя в угол.

Он направился ко мне.

— Денис Сергеевич, — я стала пятиться назад, к стене, — еще раз повторяю — это нечаянно. There is no sin but ignorance (прим. — нет греха, есть глупость**), — произнося это, я старалась выдавить улыбку.

Какая ирония судьбы — я так хотела прижать к стенке Морозова, а в конце концов оказалась прижата сама — причем и в прямом, и в переносном смысле. Упершись спиной в холодную поверхность, я замерла — больше некуда бежать.

Тем временем он подошел, приблизился губами к моему уху — сердце почему-то бешено заколотилось — и сказал, понизив голос:

— А ты знаешь, что наказание за глупость может быть не менее жестоким, чем за грех? И теперь ты будешь наказана. Раздевайся.

_________________________________

* Анна Болейн была казнена.

** «There is no sin but ignorance» — нет греха, есть глупость (в других переводах — «нет греха, есть лишь невежество») — цитата из пьесы Кристофера Марло «Мальтийский еврей».



ГЛАВА 11. УКРОЩЕНИЕ СТРОПТИВОЙ

— В смысле? — я опешила.

— В смысле, — он прикоснулся к моим плечам, — плащик снимай. Ты сегодня еще не скоро пойдешь домой.

— С чего бы это?

— А вот с того, — он подошел к своей сумке и вывалил оттуда целую кипу бумаг. — Я так понимаю, весь шум из-за того, будто ты считаешь… как бы это помячге выразиться? В общем, ты всё это устроила, чтоб меня уличить. В чём? В том, что я ничего не соображаю? В том, что не сам писал свои работы?

Сказать, что я была в шоке — ничего не сказать. И стояла, как дурочка, открыв рот. Как он обо всем так быстро догадался? А Морозов тем временем продолжал.

— Так вот — вынужден тебя огорчить. Я не просто сам всё пишу, но к тому же сначала делаю наброски от руки. Потом набираю текст на компьютере. Да, это очень неудобно, отнимает много времени, но так уж я привык. А теперь — я буду писать, а ты — набирать.

— Неужели? — я попыталась скрыть удивление, перейдя в наступление. — И почему же, интересно, я стану это делать?

— Хотя бы потому, что ты испортила мой костюм.

Ох, точно. Я же испортила его костюм.

— Материальный ущерб? И теперь должна типа отработать? Давайте отдам деньгами.

— Не только материальный. Ожоги, знаешь ли… Нет, деньгами не пойдет.

Ой. Еще и ожоги.

— Почему не пойдет?

— Это было бы слишком просто.

Я тяжело вздохнула и протянула руку к бумагам.

— Ладно, наберу. Но только — дома.

— Что ты, Виктория, — он усмехнулся, — я тебе не доверяю. Мало ли что может случиться у тебя дома с этими бумагами, а тут столько труда вложено. При мне будешь набирать.

— Боже, да что за наказание! — вскричала я. — Можно хотя бы не сегодня?

— Нельзя. Мне это срочно нужно.

— Но я устала и хочу есть!

— Вот, — он достал бумажный пакет.

— Что это? — я заглянула туда. — Вы принесли мне еду?

Морозов кивнул. Я вытащила пластиковую упаковку.

— Сэндвичи? С ветчиной? Ужас.

— Почему — ужас? Ты вегетарианка?

— Нет, просто не люблю ветчину.

— А что ты любишь?

— Я, Денис Сергеевич, люблю домашнюю еду. И хочу сейчас есть ее у себя дома.