Погода стояла просто волшебная — тихо, безветренно. Снег красиво мерцал от мигающих разноцветных огней, откуда-то доносились рождественские мелодии, группы веселых людей сновали туда-сюда… Какая-то влюбленная парочка остановилась перед входом в ЗАГС, и парень вдруг опустился на одно колено, вытащил коробочку и протянул ее девушке. Она, радостно вскрикнув, кинулась в его объятия.
Почему всё это так невыносимо? Я сходила в ближайший магазин, купила бутылку шампанского, попросила совершенно незнакомых людей это шампанское открыть и только потом вернулась назад. Парочка уже ушла. Я стала пить шампанское, и вдруг пошел снег. Снежинки завораживающе кружились в воздухе и медленно опускались в стаканчик.
И мне вдруг стало так себя жалко! Наверное, я совсем, совсем никчемная. После того как бутылка была изрядно опустошена, в стаканчик стали капать мои слезы. И это странно — ведь, как известно, когда мне плохо, я не рыдаю, а смеюсь. Не успела я об этом подумать, как меня окликнули.
— Вика? Что ты здесь делаешь… в такое время?
Этого еще не хватало! А он-то что здесь делает?
Я быстро утерла слезы — не хватало в очередной раз опозориться! — и вежливо ответила:
— Денис Сергеевич, вас это не касается. Идите, куда шли.
— Вика… — он присел рядом со мной на лавку и попытался рассмотреть мое лицо. — Ты — что? Плачешь?
Я подскочила и закричала:
— Вы что, русского языка не понимаете? Оставьте меня в покое!
Потом резко повернулась, решив убежать, но поскользнулась и упала в снег. Шапка тут же съехала набок, волосы растрепались — выглядела я, наверное, как чучело. Морозов бросился меня поднимать, я упиралась и отмахивалась, но он оказался сильнее — обнял меня за талию и рывком поставил на ноги:
— Ну хватит, хватит, успокойся!
И тут — вместо того, чтобы продолжить спасаться бегством, — я вдруг прислонилась к его плечу и зарыдала — так громко и отчаянно, как не рыдала с самого раннего детства.
Боже, какой ужас! Неужели я пала так низко, что готова плакать на плече человека, который меня ни во что не ставит? Подумав об этом, я попыталась отстраниться, но он не отпускал. Всхлипывая, я начала бормотать:
— Отпустите меня… Я пойду.
— Куда пойдешь — искать приключений? Кажется, ты снова набралась. Пошли ко мне.
Он взял меня за руку и привел к себе домой. Наверное, я должна была отчаянно сопротивляться и задать вопрос — что происходит? Ведь сейчас праздник и Денис Сергеевич явно куда-то шел — не собирается же теперь отмечать Новый год со мной?
Но мне было так плохо, голова от шампанского кружилась, ноги не держали, язык заплетался, и я почему-то не решилась — или не захотела — что-то спрашивать, а позволила напоить себя чаем и уложить спать. Очень странно, но я так крепко заснула, что даже не слышала звуков петард и салюта. Проснувшись, увидела, что Морозов спит на другом краю кровати — в джинсах и майке, слегка укрывшись пледом. Свое одеяло он любезно предоставил мне.
Который час? Очень хотелось пить. Я тихо поднялась, прошла на кухню, выпила воды и зачем-то заглянула в холодильник. Мда, нормальной еды у Морозова не водилось даже на Новый год. Посмотрев на часы — три утра — я стала размышлять, чем бы заняться, и решила что-нибудь почитать. Конечно, комната с кодовым замком оказалась закрытой, но вдруг есть что-то интересное в открытом доступе? Пройдя по коридору, я обнаружила еще одну комнату — видимо, это был рабочий кабинет Морозова. Я включила настольную лампу на столе и огляделась. Помещение было завалено бумагами. Точнее, — рукописями. Ну и дела! Он и вправду сначала всё пишет от руки?
Я присела за стол и стала рассматривать бумаги. Что это? Прочитав несколько листов, поняла — Денис Сергеевич пишет (или писал?) книгу. В голове вдруг всплыли его слова о писательском труде.
Роман был о человеке, который всю жизнь стремился к одиночеству — до того момента, пока оно не стало неизбежным. Когда этот человек потерял семью, он переосмыслил свои взгляды, но было уже поздно. Писал ли Морозов о себе? Он говорил мне, что потерял родителей, но что с ними произошло, я не знала. А у героя в его книге родители погибли в новогоднюю ночь — их сбил пьяный водитель. С тех пор этот человек не отмечал Новый год, а январь был для него месяцем траура — в это время он носил только черное. В глобальном смысле вся книга была об опыте преодоления смерти — но это было так талантливо написано, что я не могла оторваться, и лицо не высыхало от слез. Почему-то все мои проблемы, переживания сразу показались такими мелкими, незначительными! В конце я уже не сомневалась, над каким сонетом так долго бился Денис Сергеевич — над тридцатым:
Когда на суд безмолвных, тайных дум
Я вызываю голоса былого, —
Утраты все приходят мне на ум,
И старой болью я болею снова.
Веду я счет потерянному мной
И ужасаюсь вновь потере каждой,
И вновь плачу я дорогой ценой
За то, за что платил уже однажды!
Но прошлое я нахожу в тебе
И все готов простить своей судьбе.