Я тебе объявляю войну

Он снова открыл дверь, и, просунувшись в щель, подхватил меня и вытащил наружу. А потом

попытался рассмотреть свою руку.

— Кажется, я поранился, — сказал он, — правда, тут почти ничего не видно.

— Давайте уже поднимемся в квартиру, — недовольно отозвалась я, — там хотя бы свечи есть.

Выяснилось, что мы застряли между третьим и четвертым этажом. А жила я на восьмом. Морозов с легкостью доставил меня в квартиру — будто я весила всего лишь пару килограммов.

Оказавшись дома, я сразу же поскакала к окну — посмотреть, на месте ли такси. Конечно, таксиста и след простыл. Замечательно, ничего не скажешь!

Я зажгла свечи, затем достала из кладовки костыли — надо же как-то передвигаться по квартире, не наступая на больную ногу, — и приступила к осмотру «раны» Морозова. Это оказалась всего лишь небольшая ссадина. Достав антисептик, я обработала ее и заклеила пластырем, одновременно размышляя о сложившейся ситуации. Такси сейчас никак не вызвать. На дворе ночь и общественный транспорт в нашем районе не ходит. Значит, Морозову в данный момент не добраться домой. Разве что пешком. То есть…

— Давайте что-нибудь поедим, — пробурчала я. — А потом — если хотите, можете остаться. Комната сестры сейчас пустует.

Денис Сергеевич кивнул, но ничего не сказал. Я достала из холодильника еду и мы сели ужинать.

«Какая ирония судьбы», — подумала я, — «только решила, что всё закончилось, и вдруг жизнь подбрасывает мне с ним ужин при свечах! Кошмар! Но… к своему стыду вынуждена признать, — есть в этом что-то завораживающее. И этот негодяй — какой же он всё-таки красивый! Хотя я не должна на него пялиться».

Только я собралась отвернуться, как Денис Сергеевич, который до этого рассматривал еду, поднял на меня глаза и произнес:

— Какая же ты добрая девушка, Вика! Даже считая меня… ужасным человеком, не отказываешь в еде и крыше над головой.

У меня возникло ощущение, что он издевается. И, тем не менее, я ответила:

— Я — не добрая. Просто вы оказались в такой ситуации по моей вине. Что еще остается делать? И я… не считаю вас ужасным человеком, просто между нами…

Тут я запнулась.

— Между нами… что?

— Тотальная несовместимость, вот что.

После этих слов Морозов усмехнулся и вдруг тааак на меня посмотрел… еще похлеще, чем тогда, на кафедре. Меня прямо в жар бросило, руки и ноги затряслись.

«Надо срочно что-нибудь сказать, чтоб развеять дурацкое наваждение», — подумала я. Но все нужные слова из головы вылетели, — будто я была первоклашкой, а не дипломированным филологом.

— Вика, — внезапно спросил Морозов, — скажи, почему ты меня боишься?

— Я… — пробормотала я, — ннне боюсь. С чего вы вввзяли?

— Так ты дрожишь сейчас не от страха?

— Дддрожу? Нннет, не от страха. От холода. Я ззамерзла.

— От холода? Серьезно? По-моему, здесь очень жарко, — сказал Денис Сергеевич и расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке.

Я судорожно сглотнула и постаралась взять себя в руки.

— И совсем не жарко у нас. Холодно. — Усилием воли я заставила себя произнести эту фразу уверенно и без запинки.

— Ладно. Пусть будет холодно, — почему-то подозрительно быстро согласился со мной Морозов. — А ведь тебе еще лед к ноге нужно будет приложить. Хочешь, помогу?

— Вы мне очень поможете, если поскорее отправитесь спать, — любезно ответила я, решив, что с наваждениями надо быстрее «завязывать». — Все остальное я пока еще в состоянии сделать сама.

— Хорошо. Тогда я наелся, спасибо.

Я отвела его в комнату Алевтины. На мою беду, полки в этом помещении были полностью заставлены фотографиями. Морозов вдруг поднес свечу к одной из них, затем взял ее в руки и начал смеяться.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Это — ты? Правда? Такая толстая?

Я в негодовании вырвала у него фото.

— Мне тут всего полтора года! Дети бывают толстыми, вы не знали?

Морозов взял другую фотографию — на ней мы были вдвоем с Алевтиной. И заметил:

— А вы с сестрой всё-таки похожи.

Конечно, это была неправда. Но чтобы скорее отвязаться, я не стала спорить — ответила:

— Неудивительно, раз мы — родственники.

И только собиралась сказать — ну хватит пялиться на фотки, пора спать, как Денис Сергеевич выудил новое фото. Где мы были вдвоем с Королевым. Никогда не забуду — это фото было сделано в день выпускного Сергея и Алевтины. Я тогда еще пребывала в счастливом неведении насчет их отношений и радостно улыбалась.

— «Love alters not with his brief hours and weeks,

But bears it out even to the edge of doom», — сказал вдруг Морозов.

Между прочим, это был отрывок из последнего переведенного нами сонета. Я вспомнила, как мы спорили насчет толкования первых строк этого сонета. Там был двойной смысл — "да не признаю я, что возможны препятствия для союза верных душ" и "пусть я не буду препятствием для союза верных душ"*. Но сейчас Денис Сергеевич процитировал другую фразу — «любовь не меняется с быстротекущими часами и неделями, но остается неизменной до рокового конца».

Зачем он это сказал? В голове промелькнуло, как я недавно смотрела в глаза Королеву и ничего при этом не чувствовала.