Я тебя куплю

Меня штормит из стороны в сторону. Башка трещит. В легких будто песком все забито.

— Длинная ночь, — вздыхает чинуша, садясь напротив. — У меня жена испекла яблочный пирог с корицей, а я тут с тобой вожусь.

— Я польщен, — сиплю, каждый звук продирая через сдавленное горло.

— Асманов, ты же можешь не выбраться отсюда живым.

— Главное — крысой не подохну.

— Геройствуешь, — смеется он, расстегивая пуговицу пиджака. — Ну и кто это запомнит? Тебе самому-то не жаль, что собачью жизнь прожил? В мире нет ни одного человека, который был бы тебе благодарен за что-то, уважал бы тебя, любил. Зато хватает вдов и сирот, которых ты лишил мужей и отцов.

Следак открывает папку и начинает раскладывать передо мной фотографии разных ублюдков. Некоторых из них я в глаза не видел, но есть те, чьи косточки покоятся в здешних лесах. Парочка даже из моего ствола была укокошена. Только срать мне на этих подонков. Наркота, оружие, убийства — на их совести столько дряни, что меня в сотни раз переплюнут.

— Ты хоть помнишь, скольких людей убил за свою жизнь? Или не считаешь такие мелочи?

— Вы пересмотрели голливудских боевиков, господин следователь.

— Кадетская школа, военное училище, армия… Я знаю о тебе все, Асманов. Тебя когда-то Призраком звали. Неразговорчивый, незаметный, четкий. Ты пугал даже старших офицеров. Всегда во всем был первым и лучшим. Не обидно, что все просрал?

— А вам? — Я сплевываю накопившуюся во рту кровь и откидываю голову назад. — Не обидно за подачки копаться в дерьме?

— У меня хотя бы совесть чиста.

— У меня тоже. Поверьте, сплю как младенец.

Этот идиот злится. Гнев зеленым налетом покрывает его лицо, а глаза кровью наливаются. Стиснув зубы, следак подается вперед и скрещивает пальцы поверх документов.

— Асманов, я в курсе, что перед самым дембелем ты в плен попал. Мне страшно представить, как тебя пытали. Наверное, там и сломали. Ты вернулся с жуткими воспоминаниями, от которых можно свихнуться, а тут брат с сестрой по кривой повели. Но еще не все потеряно. Мы обеспечим тебя защитой взамен на твои показания.

— Ты, наверное, привык, что тебя шлют на хрен, — усмехаюсь я. — Даже прешься, раз сам напрашиваешься.

— Что ж, во всяком случае, ты не отрицаешь, что вам есть что скрывать. Если вдруг решишь заговорить, сообщи парням. Устал я, домой поеду.

Устал он, мать его за ногу!

Понимаю, что до завтра могу кони двинуть. Жаль, что с медсестричкой так вышло. Наобещал ей много всего. Она поверила, дуреха.

— У меня есть просьба. Девчонка… Та, что была со мной…

— Что с ней? — равнодушно спрашивает следак, собирая фотографии.

— Без меня ей крышка.

— То есть ты признаешь, что твоя семья занимается незаконными делами?

— Ни слова не сказал об этом. Но тот, кто убил Римму, может и за ней прийти.

Он хмыкает, закрывая папку и вставая. Плевать ему на медсестричку. В погоне за крупной рыбой не считает невинные загубленные души.

— Черт! — рявкаю я, дернувшись на стуле. — Слышишь ты меня или нет, сукин сын?!

В его глазах загорается нездоровый блеск. Ну же, гад, давай, шевели извилинами!

Постучав в дверь, он велит:

— В камеру его!

— А как же..?

— Его бесполезно пинать. Сдохнет, а ничего не скажет. Я другую ниточку нашел. — Скалится волчарой, поглядывая на меня.

— Только тронь ее! — рычу, выкручивая запястья из наручников, готовый вцепиться в эту тварь. — Если с ее головы хоть один волосок упадет, я тебе глотку перегрызу, господин следователь.

Тяжелый кулак, заехавший мне в челюсть, выбивает из меня скрипучий выдох. Острая боль в шее лишает меня зрения и почти слуха. В ушах начинает звенеть. Моя обмякшая туша соскальзывает на пол, едва руки освобождаются от стальных кандалов. Сквозь непрекращающийся звон слышу крики и грохот металла, когда меня волоком тащат по бетонному полу вдоль длинного коридора. Даже запах крови не перебивает здешнюю вонь. Плесень, моча и крысы. От этого амбре тошнота подкатывает к горлу, окончательно перекрывая дыхание.

Интуиция подсказывает мне, что ни хрена я не в участке. Меня явно упрятали в земную резиденцию преисподней. Закидывают в ледяную камеру, как мешок навоза, и запирают массивную дверь на все замки и засовы.

— Ваши апартаменты, кусок говна! — посмеивается кто-то крайне смелый, оказавшись по ту сторону двери. — Толкан в углу прямо возле умывальника. Утром будет жратва. Так что «ол инклюзив». Наслаждайся!

Собрав остатки сил, я приподнимаю руку и выставляю вверх средний палец. Любитель почесать языком затыкается, щелкнув оконной задвижкой.

Не в состоянии подняться, я даже не пытаюсь куда-то ползти, искать постель в этой кромешной тьме. Просто выдыхаю, довольствуясь тем, что все закончилось. Хотя бы на сегодня.

Кое-как переворачиваюсь на спину. Тело будто не родное. Какая-то атрофированная туша, однородная масса, не способная на элементарные движения. И только мозг все еще работает, воспроизводя в памяти ясные видения.

Мне нельзя подыхать. Еще неделю назад я позволил бы им добить меня. А сегодня мне есть, ради кого жить.

Надеюсь, ты там не дуришь, красавица.

Чьи-то руки вдруг опускаются на мои плечи и за футболку тянут вверх.