Я тебя куплю

— Камиль, а вы служили? — любопытничает Надежда Васильевна, вызвавшись помочь мне.

— Три года, — бухчу я. — Два из них по контракту.

— По вам видно.

— Вам нужно менять смеситель, — констатирую я, вылезая из-под мойки. — Я затянул гайку, но надолго этого не хватит.

— А вы поможете выбрать хороший? Я в этом совсем не разбираюсь. Снова ерунду куплю.

Убрав ключ, открываю воду помыть руки и терпеливо вздыхаю:

— Окей. В следующий раз привезу новый смеситель.

— Ну и насчет грибов. Когда сможем съездить? Вы вообще любите лес?

— Да-а-а, — протягивает медсестричка, плечом опершись о косяк дверного проема. — Камиль часто бывает в лесу.

— Охотитесь? — уточняет Надежда Васильевна.

— Угум, охочусь. — Вытирая руки, осознаю, что влип. Деваться некуда. Отвечаю: — На выходных обязательно съездим за грибами. Нам пора, — киваю медсестричке, пока ее мать не уговорила нас остаться на ночь.

Пока надеваю свитер и куртку, Надежда Васильевна спрашивает у дочери, где ее телефон. Та выкручивается, врет, что разбился.

— Мы как раз собирались купить новый, — вмешиваюсь я, засовывая ствол за ремень джинсов за спиной.

— Позвони мне сразу.

— Хорошо, мама. — Медсестричка надевает пальто, обувается, берет зонт и обнимает мать. — Спасибо.

— Ты только не пропадай больше, родная.

— Не пропадет, — обещаю я, вдруг почувствовав какое-то облегчение. Будто совесть очистилась.

— Камиль, вы приглядывайте за ней. Она умеет находить приключения на пятую точку.

— Я заметил, — улыбаюсь, беря медсестричку под руку. — Уже обещал на цепь посадить. Может, однажды придется.

— Не волнуйтесь, я вас благословляю, — посмеивается Надежда Васильевна.

— Мама!

На этой позитивной ноте мы уходим. До машины идем молча. Дождь уже прекратился, но ледяной ветер едва ли не сбивает девчонку с ног. Сначала усаживаю ее, чтобы не шлепнулась в лужу, потом сажусь сам.

Уже смеркается, я совсем расклеился от уюта и тепла, поэтому покупку телефона откладываю на как-нибудь потом. Если, конечно, мозги не встанут на место, и я не передумаю. Этой шалунье нельзя доверять такую штуку.

— У тебя крутая мама, — признаю я, выводя машину со двора. — С ней не соскучишься.

— Это просто она тебе фотоальбомы не показывала.

— Фотоальбомы? С напечатанными фотками? Такие еще существуют?

— У мамы в них хранится вся жизнь: и своя, и моя.

— Что ж ты молчала?! Мы бы задержались!

— Не смейся, — дуется медсестричка.

— Я не смеюсь. Правда, хотел бы взглянуть, каким ты была карапузом.

— Господи. Мамины любимые фотки.

Я смеюсь над тем, как она смущается. Ее мама — это оголенный провод. Коснись — и волосы дыбом встанут.

— Решено! На выходных едем к твоей маме. Тем более я пообещал смеситель заменить.

— Камиль, не издевайся надо мной. Я очень благодарна, что ты позволил мне увидеться с ней. Но не вынуждай меня верить в сказку.

Дьявол! Может, я сам хочу в нее верить, девочка! Не обламывай мне крылья!

— Я же сказал — решено, — строже повторяю я. — Значит, это не обсуждается. Ты забыла, с кем разговариваешь?

У нее плохо выходит спрятать довольную улыбку. Отворачивается, но я уже все заметил. Даже как-то самому приятно становится, что могу не только вызывать у нее слезы.

Но чем ближе мы к вилле, тем дурнее настроение. Въезжая во двор, и вовсе чувствую подкатывающуюся тошноту. Глеб с залепленным пластырем носом отвлекается от разговора с Азизом, увидев нас.

— Что с его фейсом? — фыркаю, вылезая из машины.

— Твой брат раскрасил. Он приставал ко мне…

— Чего?! — рычу. — Ты почему сразу не сказала?!

Хлопнув дверью, сжимаю кулаки. Двор вмиг размывается, превращаясь в давящий сгусток — фон, на котором я вижу только медсестричку и это человекоподобное существо. Башку бы ему оторвать.

— Не надо, — будто поняв, о чем я думаю, просит она. — Клянусь, в следующий раз не остановлю тебя, а сейчас не надо. — Она берет меня за раненую руку. — Он этого не стоит. — Счастливо улыбаясь, ведет меня к дому, проходя мимо Глеба с высоко поднятой головой. — Спасибо, любовь моя. Это был незабываемый день.

Ублюдок сереет на глазах, видя, как она жмется ко мне и воркует. Но едва мы входим в холл, как ее пальцы расслабляются.

Нет, детка, я тебя точно не отпущу. Сжимаю ее руку, пугая ее, но не в силах совладать с собой.

— Адель сказала ему, что мы пара, — шепотом докладывает она. — Придется поиграть при нем.

Неужели для меня это уже больше, чем игра? Почему меня так разрушительно тянет к ней? Наступаю, заставив ее моргать и пятиться. Она спиной упирается в зеркальную стену и вздрагивает, трепещуще глядя на меня снизу-вверх. Как загнанный в угол мышонок, над которым вырастает голодный хищный кот.