Я тебя куплю

Мальчишка-сирота, в один миг оказавшийся в детском доме, внутри меня молит пойти с медсестричкой. Он вновь хочет почувствовать себя сыном, услышать голос матери, согреться ее заботой. И вместо того чтобы рявкнуть, я покорно соглашаюсь:

— Ну идем. Но не потому, что ты так решила, — предупреждаю, чтобы не надумала себе всякого.

— Ага-ага, — хихикает она, выходя из машины.

— Я тебе отвечаю, это только ради твоей безопасности. Мало ли, вдруг тут шакалы Адель ошиваются.

— Угум, рассказывай мне тут. — Медсестричка раскрывает зонтик, сама берет меня под руку и ведет к двери подъезда.

Походу, ты конкретно влип, Камиль…

Глава 24. Опасный мужчина

Ася

— Мама живет скромно, — предупреждаю я, поднимаясь на второй этаж. — Никакого дизайнерского ремонта, дорогой мебели и аукционных картин на стенах не жди. Здесь совсем другая вселенная. Зато уютно.

Трудно сказать, о чем думает Камиль, лениво поднимаясь по ступенькам. Его раздражает находиться здесь? Или он в замешательстве? Я жду хоть какой-то реакции, а он просто молчит.

Вздохнув для храбрости, я нажимаю кнопку звонка. Привычное пиликание-щебетание, а за ним мамины шаги приятно волнуют. Вместе с дверным замком щелкает мое сердце.

Мамочка. Моя невысокая, худенькая мамочка. Не веря своим глазам, она открывает рот в безмолвии и кладет руку на грудь. Сколько же слез ты пролила, родная? От нее пахнет лекарствами. Очевидно, даже заснуть без них не может.

— Доченька моя… Родная… — шевелит она дрожащими губами, и я бросаюсь в ее объятия.

Она взвывает, уткнувшись в меня лицом. У меня тоже ком застревает в горле, но я сдерживаюсь. Если разревусь, мама догадается, что у меня все плохо. А мне важно убедить ее в обратном и договориться, чтобы пока не выдавала меня полиции.

— Где же ты была, Асенька? Я себе места не находила! — Она чуть отстраняется, берет мое лицо в свои ладони и, подтянувшись на носках, целует — щеки, лоб, глаза, нос. Прямо как в детстве, когда я едва не утонула в водоеме на семейном пикнике.

— Мам, извини, что так вышло. Я все тебе объясню. Давайте войдем в дом, а то мы замерзли.

Только теперь она обращает внимание на Камиля. Как любая любящая мать, оглядывает его с недоверием, осторожностью. В ее глазах застывает вопрос, но она его не озвучивает. Впускает нас в квартиру, запирает дверь и бежит на кухню.

— Вы пока раздевайтесь. Я на стол накрою.

Камиль промок насквозь. Свитер хоть выжимай.

Я снимаю с себя пальто и маню его в ванную, где открываю воду погорячее и достаю из шкафчика чистое полотенце.

— Ванна небольшая, но ты поместишься.

— Ты смеешься? Я не буду купаться, — спорит он.

— Еще как будешь! Отогревайся, я пойду включу обогреватель и достану шерстяное одеяло. Не хватает только, чтобы ты заболел.

Камиль не позволяет мне выйти из тесной ванной. Схватив за руку, дергает на себя.

— С чего ты взяла, что я стану тебя слушать? — рычит он в попытке показать, кто тут хозяин. Мне даже смешно становится. Альфа-самец ты мой.

— Не я не так давно воспаление легких перенесла. Не меня подстрелили два дня назад. Не я полдня под ледяным дождем проторчала. Не я курю, как паровоз. Не будешь слушать? Хорошо, — киваю я. — Хо-ро-шо, — повторяю по слогам, высвобождая руку и протягивая ее к крану. — Твоя жизнь — твое здоровье. Какие цветы тебе нравятся?

— Чего? — хмурится он.

— Хочу уточнить, какие букеты приносить на твою могилу. — Медленно поворачиваю кран, перекрывая воду. — Тебе же плевать на себя. Сам говоришь, не маленький. Не буду уговаривать тебя беречь себя.

— Ладно! Я погреюсь, — сдается он.

Я поджимаю губы, борясь с довольной улыбкой. Прячу вспыхнувшее лицо за распущенными волосами, отворачиваясь от Камиля, и выскакиваю из ванной. Зря он думает, что я такая же, как его родные. Да, он убийца. Но я-то нет. И своей клятве я буду верна до конца.

Включив в комнате обогреватель, я достаю из комода теплое одеяло и иду на кухню. Мама уже нарезала салат и возится с бутербродами, а в духовке жарится курица.

— Давай помогу.

— Торт порежь, — улыбается мне мама, шмыгая носом.

— Мам, ну прости. — Я обнимаю ее со спины и кладу голову на плечо. — Мне пришлось так поступить.

— Олег изменил тебе, да?

— Да, — вздыхаю я.

Мама разворачивается и берет мои руки в свои.

— Не прощай, — настоятельно просит она.

— И не собираюсь. Ты только полиции не говори, что я объявилась. Пожалуйста.

— Не скажу. Пусть этот кобель подергается. Я же ему когда по роже съездила, аж расплакался, прощение просил.

— Ты — что? — смеюсь я. От моей мамы такое запросто можно ожидать.

— А ты что думала, я не стану за дочь заступаться? Как влепила ему сумкой по харе, так участковый вздрогнул. Я ему свое сокровище доверила, а он, скотина такая…

— Ну все-все, — успокаиваю я ее. — Он еще попляшет, можешь быть уверена.

Мама вздыхает, ставя бутерброды на стол.

— А кто этот симпатичный молодой человек? — спрашивает с полуулыбкой.

— Да я его у подъезда нашла, погреться завела, — подшучиваю я. — Мам, ну кто это может быть? — Разрезая торт, пальцем залезаю в крем и, слизнув, отвечаю: — Друг.

— Друзья так не смотрят.

— Как — так? — уточняю я.