— Милая, — смягчается он. — Прости… Я собирался все исправить. Я развелся бы до нашей свадьбы…
— Исправить? — нервно усмехаюсь я. — Ты представился мне хирургом Олегом. Глеб! Как ты это собирался исправлять?
— Ну солнышко…
— Отвали! — Я отталкиваю его в попытке сбежать, но он снова хватает меня.
Взвизгнув слишком громко, я привлекаю внимание Чеховского. Тот заскакивает в ванную и с размаху въезжает Глебу в челюсть. Запрокинув голову, тот скулит сквозь зубы и пятится от меня, чертыхаясь.
— Что здесь происходит? — доносится из коридора голос Адель.
— Ничего, — через плечо бросает ей Чеховской. — Глеб оступился и приложился носом о раковину.
— О, господи, дорогой, ты как? — Она тянет к нему руки, и я окончательно мирюсь с реальностью происходящего.
Олега нет, не было и никогда не будет. Он никогда не был моим. Лишь жестоким обманом заставил поверить в несуществующую сказку, играя со мной, как кот с мышью.
Адель окидывает меня озадаченным взглядом, выводя Глеба из ванной.
— Идем-идем, милый. Настя, одевайся и принимайся за дело. Вдруг он сломал нос.
Чего?! Я этого мерзавца еще и лечить должна?! Но отказавшись, вызову у Адель ненужные вопросы и подозрения.
— Мы с Камилем собирались…
— Хватит прохлаждаться, девочка! — строго отчитывает меня Адель, держа под руку своего муженька, сквозь пальцы которого течет кровь. — Ты в первую очередь наш семейный доктор. А уже потом — девушка Камиля.
— Девушка Камиля?! — с зажатым носом гудит Глеб.
— Да, мы сами немного растеряны. Оказывается, Камиль и Настя уже месяц встречаются.
— Месяц? Настя?
Какой же кайф видеть недоумение в его расширенных глазах. Почище любого удара ниже пояса.
— Забудь, сладкий. Этот роман долго не продлится, — делает она выводы, будто проклиная наши отношения, и уводит Глеба с глаз.
Мы с Чеховским переглядываемся. Не нравится мне его взгляд, сдирающий с меня кожу, но поблагодарить его я просто обязана.
— Спасибо.
— Пустяки. Он у нас любитель нарваться на кулак.
Я игнорирую довольную улыбку Чеховского. Трудно поддерживать с ним дружескую беседу, зная, как он настраивал Камиля против меня.
— Я пойду. Помажу его нос йодом.
Выскользнув из ванной, бегу в комнату, под защиту Камиля, а оказываюсь в полном одиночестве. Он ушел. Оставил разворошенный чемодан, забрал телефон и ушел. А как же обещание? Неужели он просто хотел избавиться от меня?
В груди ноет от тоски. Часто моргаю, сдерживая слезы, и не веря своим глазам.
Ушел.
Молча.
Без предупреждения.
Ненавижу!
Психанув, одеваюсь в водолазку и джинсы, собираю влажные волосы в хвост, беру аптечку и отправляюсь в комнату Адель.
Стонущий Глеб лежит на кровати, пачкая кровью белоснежную наволочку, а его женушка уже прикладывается к стакану с янтарной жидкостью.
— Уберите руку! — велю я, и не думая любезничать с Глебом. Осматривая его лицо, не испытываю ни капли жалости. Будто чужому человеку помощь оказываю. — На ощупь все цело. Если хотите, сделайте рентген.
Вставляю в его нос тампоны и оставляю на тумбочке обезболивающее в таблетках.
— И все? — удивляется Адель.
— Могу сделать укол.
— Нет! — вскрикивает Глеб. — Ненавижу уколы.
— Тогда все. — Я киваю Адель и выметаюсь из их комнаты. Сердце стучит как у загнанного кролика.
— Настя! — окликает меня Азиз, спеша по коридору. — Тебя трудно найти. Держи! — Он протягивает мне свой мобильник. — Это тебя.
— Меня? — недоумеваю я, поднося телефон к уху. — Алло.
Слышу тяжелое дыхание и взволнованный голос Камиля:
— Ты нужна мне, девочка.
Внутри меня стремительно нарастает паника.
— Что случилось?!
Из руки выпадает аптечка. Что он натворил? Во что вляпался?
— Приезжай ко мне, пожалуйста… Мне плохо…
— Где ты, Камиль?!
— Азиз тебя отвезет.
— Хорошо-хорошо! — Я киваю Азизу и беру курс к лестнице. — Только скажи мне, что с тобой?
— Мой отец… Он нашел меня…
Глава 23. Мама — это святое
Вода в реке пульсирует бешеным потоком. Стена дождя устраивает с ней гармоничный танец, а на меня обрушивается беспощадным ледяным потоком.
Я стою, перегнувшись через перила моста, бесцельно смотрю на вибрирующую воду и, вертя в руке пистолет, обмозговываю случившееся. Куртка промокла насквозь, холод пробирает до костей, а я не могу сдвинуться с места. Пустить бы себе пулю промеж глаз, да кто тогда позаботится о медсестричке? Эти гиены проглотят ее и не подавятся.
— Камиль… — Ее рука ложится на мое плечо, и я только сейчас замечаю подъехавшую машину.
Азиз даже носа на улицу не высовывает, а медсестричка, ежась в пальто, держит над нами зонт.
— Ты весь вымок. Тебе нужно переодеться, выпить горячего чаю. Почему ты меня не слушаешь? Бежишь куда-то сломя голову, когда надо лежать в постели? Как твоя рука?
— Он следил за мной все эти годы, — произношу я не своим голосом. — Отец.
— Ну хорошо, — кивает медсестричка. — Осознал свою вину, пытается загладить. Но зачем ты сорвался с виллы?
— Я был у Риммы.
Выражение ее лица тотчас меняется. Озабоченность мной перерастает в лютую ревность. Медсестричка борется с собой, но напрасно. Даже ее голос становится холоднее.