Камиль меняется в лице. Хмурится, доставая телефон из кармана джинсов и что-то в нем выискивая. Подходит к кровати и поворачивает ко мне экран.
— Этот?
Смотрю на фотографию молодого азиата и киваю.
— Он.
— Эх, Фарик! — смеется он, следом набирая какой-то номер.
— Камиль!
— Тс-с-с… Брат? Ситуация у нас неприятная нарисовалась. Отпрыск вашего с Адель любимого партнера страх потерял. Моей невесте угрожал… Ну кто это может быть? Фарик Шамановский!.. Достань мне его. Потолкуем… Чего? — Камиль усмехается. — Пацан?! Фаза тоже пацан! Но Шаман от этого жалостью к нему не проникся.
— Камиль, не надо, — умоляю я его.
— Я же сказал, просто потолкую, — продолжает он отвечать Чеховскому. — Объясню ему, чем чревато к моей женщине прикасаться. Напомню ему наши традиции и законы… Нет, не могу! Ты пойми, брат, я его и без тебя достану. И плевать, что ты меж двух огней окажешься. Я Шамана не боюсь… Я знал, что мы договоримся. — Камиль отнимает телефон от уха и снова приковывает ко мне свой жгучий взгляд. — Он тебя трогал?
— Что? — недоумеваю я.
— Фара — любитель красивых женщин. Дегустатор хренов, похлеще моего брата. Не упустит шанса полапать сладкие места.
— Нет. Он сказал, что я на его сестру похожа. Камиль, пожалуйста, остановись. Беги, уезжай, пока есть возможность. Спасайся! Просто забудь меня.
— Угум! — кивает он и набирает другой номер.
— Камиль, отпусти меня.
Уголок его рта снова приподнимается:
— Девушка, оформите заказ… Да-да, по тому же адресу. Организуйте все красиво: фрукты, вино, свечи. И добавьте клубнику и сливки.
— Ты что задумал? — бормочу я, поджимая пальцы на ногах под его испепеляющим взглядом.
— Взбодрить тебя собираюсь. Заставлю немного пострадать, чтобы мозги на место встали. — Камиль убирает телефон на тумбочку, залезает на кровать, с двух сторон от меня прогибая матрас, нависает надо мной и изучает меня взглядом. — Передумала, говоришь? — Берет кольцо и снова надевает на мой палец, без пощады садня кожу. — Поздно, девочка. Я же сказал, мы уже семья.
— Камиль, освободи меня, — всхлипываю я, не в силах терпеть одеревеневшее состояние. Тело будто не родное, зато все чувствительные точки оголились, на каждое его движение реагируют. — Мне больно.
Он азартно скалится:
— Это же прекрасно. — Опускается к моей шее, едва касается губами, наносит обжигающие поцелуи, будоража и содрогая меня. Чуть прикусывает и снова целует. Подбирается к уху, разгоняя по мне мурашки, и шепчет: — Потому что трезво ты мыслишь, только когда тебе больно…
— Ты чудовище, Камиль, — произношу, задыхаясь от нахлынувших чувств. — Бессердечное, кровожадное, бесстыдное… — Выгибаюсь от его ласк, прикрыв глаза и прикусив губу. Не отпустит. На цепь посадит, в клетке запрет, в темнице заточит, но не отпустит. — Необузданное… — шепчу с придыханием. — Алчное… Бессовестное… Мое любимое… Чудовище…
Глава 23. Сдержать слово
Она может называть меня кем угодно. Чем грубее ее слова, тем сильнее я завожусь. А от мысли, как нелепо она пыталась отшить меня, и вовсе факелом вспыхиваю. Смешная, наивная, безрассудная. Решила, ляпнет мне какую-то бредятину — и я поведусь? Нет, девочка! Нельзя ворваться в мою жизнь, научить любить, а потом, хлопнув дверью, уйти. Поздно. Но твои дикие выходки сносят мне крышу. Так что можешь продолжать и дальше чудить. В пределах разумного. А я с удовольствием буду тебя наказывать.
Ночь. Утро. День. Вечер. Снова ночь… Я готов целую вечность пытать ее нежной, сладкой страстью. Иссушать, терзать, сжигать. Воскрешать и снова мучить. Изводить, чтобы на стены лезла.
Притормаживаю себя лишь на вторые сутки, когда моя медсестричка мирно посапывает на моей груди, и не думая просыпаться. Тормошить бесполезно: совсем из сил выбилась. Поэтому ограничиваюсь поцелуем и позволяю ей отдохнуть. Плотно задергиваю шторы, чтобы ей не мешал дневной свет, тихо выхожу из комнаты и прикрываю дверь. Включив мобилу, обнаруживаю не один десяток пропущенных звонков, но перезваниваю только брату. Он в бешенстве.
— Ты чем два дня занимался?! — рычит без приветствия. — Я что, один нас из задницы доставать должен?!
— Ты же мечтал стать главой. Что не так? Непосильная ноша?
Он вздыхает, и я представляю, как закатывает глаза.
— Короче, показаний твоего отца мало. Следак спелся с прокурором. Первое слушание назначено на послезавтра. Они собираются просить восемнадцать лет строгача.
— Послезавтра я не могу. Женюсь, — отвечаю спокойно, шарясь в кухонных шкафах в поисках кофе.
— Камиль, ты меня слышишь?! Тебе восемнадцать лет светит!
— Брат, у нас был уговор, — напоминаю я. — Ты обещал, что мне ничего не будет. Учти, если меня загребут, я всех за собой потащу.
— Мать твою! — рявкает он. — Очнись! Совсем поплыл из-за юбки!
— Я повторяю, послезавтра не могу.
— Камиль, это не званый ужин, который можно пропустить. Это судебное заседание, а ты обвиняемый!
— Моя защита — твоя забота. Скажи лучше, как там ситуевины с Глебом и Фарой?