– Вам бы домой сейчас, Алексей Викторович, отдохнуть.
Не стоит упоминать о взгляде, который она получила от Шевцова.
Спустя час мы распрощались, и я предложил Ане подвезти её. Она согласилась. Совсем не удивился, когда назвала адрес деда. По дороге мы разговаривали. Я узнал, что она теперь работает в университете, преподаёт физику на той же кафедре, что и её дед когда-то. Профессор уже месяц как встал с коляски и жутко возмущён тем, что ему не разрешают ходить без палки-костыля. Знакомая упёртость.
У дома я вышел, чтобы проводить её до подъезда.
– Спасибо, Ром.
– Угу.
– Присмотри там пока за Лексом, пока Янка в больнице. Он товарищ горячий.
– Ага, только вот, думаю, просидит он под дверью её палаты всё это время, если внутрь не пустят.
– Его попробуй не впусти! – Аня снова рассмеялась.
У неё такой чистый, звонкий смех. И почему я раньше его почти никогда не слышал?
– Знаешь, я бы тоже так хотел. С тобой.
Это сильнее меня, и сдержаться не получилось.
– Ром…
– Не надо. Ничего не говори. Я знаю, что упустил, Фенек, знаю. Но я бы всё отдал, чтобы оказаться на месте Лекса и увидеть первым нашего ребёнка.
Аня отвернулась. Посмотрела куда-то на грязную, расписанную не пойми чем стену подъезда.
– Тебе пора, – сказала глухо. Совсем не тем звонким голосом, которым смеялась всего пару минут назад.
И я ушёл. Мне и правда было пора. Только внутри всё так выло и стенало, будто и не было этих четырёх месяцев, будто сердце вырвали только вчера, и края раны снова открыты.
Вечером я снова решил пить. Бутылка на столе, стакан рядом. Медлю. Сам не знаю почему.
В дверь раздался звонок. Кого ещё принесло? Может Лёха? Медсестре всё-таки удалось выпихнуть его из больницы.
Распахнул дверь, но тут же проглотил шуточку про то, что стаканы уже давно стынут в ожидании тоста за Алису Алексеевну. Потому что на пороге стояла Аня. В руках сумка, рядом на полу чемодан. В глазах неуверенность.
– Ты точно этого хочешь? – голос её дрожал. – Потому что это может быть непросто. И потому что… вот.
Она протянула мне листок с каким-то тёмным треугольником. Потребовалась пара секунд, чтобы осознать, что это не что иное, как распечатка УЗИ. И прямо в середине треугольника я вдруг чётко различил очертания: круглая голова, маленький нос…
Я поднял глаза и посмотрел на то, как Аня в ожидании кусала губы.
– Так что если нет, то…
Господи, мы уже несколько минут стояли на пороге.
– Замолчи.
Надеюсь, она не посчитала меня неандертальцем, затаскивающим свою женщину в пещеру. Потому что именно так я и поступил.
А потом был поцелуй. И ещё один. И наше дыхание. Её стоны. Мои стоны. И холодный пот, когда я проснулся утром в постели один. А Фенек как раз принимала душ. Я вошёл без стука и снова доказал ей, что она моя. Только моя. И сын под её сердцем тоже мой. А если бы оказалось, что не мой – я бы полюбил и его. Потому что всё, что касается этой невероятной женщины – моё. А Роман Должанов своё не упускает.
Эпилог 2
Сердце заходится в бешеном ритме, и я вскакиваю на постели, с трудом проглотив крик. Вопль страха забивается в горле, вызывая одышку и спазм в груди. Хватаюсь за воротник ночной сорочки в попытке рвануть его, освободить для дыхания грудь, когда крепкие пальцы мягко накрывают мои.
– Тише, Фенек, это просто сон. Всё хорошо, с ним всё хорошо.
Знаю. Но я должна увидеть, убедиться, что он дышит, что его маленькая грудка вздымается под голубенькой кружевной сорочкой.
Подхожу к кроватке тихо и склоняюсь. Андрюшка спит тихо и безмятежно, мирно сопя своим маленьким носиком. Наверное, в комнате слишком тепло, потому что волосёнки с одной стороны немного влажные. Жарко стало, наверное, и он перевернулся.
Мне хочется взять сына на руки и прижать к груди, но тогда он наверняка проснётся, и тогда про сон можно забыть. Поэтому я склоняюсь ниже и едва ощутимо прикасаюсь губами к его прохладному лобику.
Чувства, эмоции… Это всё не поддаётся логике, нельзя просчитать наперёд, нельзя вывести кривую всех тех ощущений, что наполняют тебя, когда видишь улыбку собственного ребёнка.
Это случилось ночью. Рома уехал в командировку за день до этого, а я как всегда приняла душ, проверила присланный им файл, где он просил оценить финансовые риски по новому контракту, включила «Чужестранку» и улеглась на диван, обложившись подушками. Да так и уснула. Ночью вскинулась как от толчка. Как будто изнутри по позвоночнику чем-то проехались. В груди трепыхнулось тревожное чувство, и я погладила живот. Странно, но он как будто немного изменил форму: под рёбрами давило, будто кто подтянул мой живот бандажем. Я попыталась расслабиться и снова задремать, как внезапно глубоко внутри пронзила боль. До родов оставалось ещё почти два месяца! Тут мне стало по-настоящему страшно. Лекс, я знала, уехал на соревнования, родителей пугать не хотелось, да и толку – они жили на другом конце города. Я решила взять такси, посчитав, что скорую придётся ждать дольше. И как же я потом сожалела о своём решении!