Я тебя не хотела

Всё что я помнила, это как выругался водитель и завизжали тормоза. А потом темнота. Мне даже больно не было. А потом белый свет в лицо и сосредоточенный взгляд над медицинской маской.

«В рубашке родилась» – тогда сказал врач и тяжело вздохнул.

А я опутанными трубками руками сжала пустой живот. По логике, чтобы там ни говорили про эмоциональные страдания, физическая боль всегда сильнее. Она реальна, осязаема. А то, что называют душевной болью – лишь сильные, бесконтрольные эмоции. Так я думала. Но когда горе в долю секунды зажгло все мои внутренности огнём, я поняла, как сильно ошибалась. Не смогла. Не уберегла единственное, что полюбила так искренне и чистосердечно ещё до того, как увидела. А теперь и не увижу вовсе.

Мой вой заткнули впрыском жидкости в трубку, что провела лекарство к вене. Только, блуждая во тьме медикаментозного сна, я ни на секунду ни смогла забыть. А когда очнулась…

– Я назвал его Андрюхой. Мы не обсуждали, всё ждали. Но ты же не против? Тебе нравится: Должанов Андрей Романович? Ну звучит же, Фенек?

Какая разница, какое имя написать на могиле не рождённого ребёнка?

Рома сидел у изголовья в кресле-качалке, которое тихо поскрипывало ножками. А в руках держал маленький свёрток. А потом я услышала тихий писк. Такой тихий, но такой живой! Живой! Мой… наш сын был жив.

Да, он родился недоношенным. Да, едва не погиб в моей утробе ещё до аварии, когда вдруг решил перевернуться и надорвал основание пуповины. Но он выжил. И был вполне жизнеспособен существовать без кювезов и барокамер. И он ждал, пока его мать вернётся к нему из темноты своего обманчивого горя.

Роман встал и подошёл ко мне.

– Держи, – протянул кряхтящий свёрток и аккуратно положил мне на сгиб локтя. – А меня уже научила медсестра памперсы менять.

Малыш заёрзал, маленькое личико повернулось ко мне и сморщилось, а ярко-красный рот приоткрылся.

– Кажется он сразу решил потребовать своё, – усмехнулся Рома. – Позвать медсестру?

– Подожди.

Когда я вернулась к нему, когда появилась на пороге с чемоданом и снимком УЗИ, я понимала, что давно сдалась. Простила. Что чувство, поселившееся внутри ещё в юности, так просто не исчезнет. Оно проросло, когда Рома отдал мне документы на развод, позволив решать самой. Но понадобилось время. Я должна была понять, что он действительно позволит мне сделать это – выбрать. А потом мне стало страшно. Что если после ночи в гостинице, он решил, что ему это больше не нужно? Что вокруг есть много женщин, готовых по перовому намёку отдать ему и душу, и тело. А тут я – хочу обратно, да ещё и не одна, как оказалось.

Но потом, когда родила Янка, и Роман проводил меня до подъезда, его слова взбудоражили внутри надежду на то, что у нас всё ещё может получиться.

Но, кажется, только теперь, когда он бережно переложил нашего сына ко мне, когда нежно улыбнулся и прикоснулся ладонью, такой тёплой и родной, к щеке, только сейчас я поняла, как глубоко он пророс во мне. Несмотря на всё то, что произошло между нами, именно Должанов смог сломать ту ледяную корку, которую я возвела с самого детства. Показал, что всё может быть иначе. Что любить и доверять – не страшно. Поняла, насколько мне стали дороги эти искрящиеся голубые глаза и такая открытая улыбка.

– Пойдём в постель, он спит, – Рома обнимает меня за плечи и увлекает к кровати.

Я позволяю увести себя от детской кроватки. Забираюсь под одеяло и жду, когда Роман тоже ляжет.

– Теперь не смогу уснуть, – утыкаюсь холодным носом ему в плечо.

– А кто говорил о сне?

Даже в тёмной комнате, освещённой лишь светом полной луны за окном, я вижу в его глазах тот самый, уже знакомый мне, блеск. Это будоражит, возбуждает, заставляет всё внутри сладко сжиматься.

Он наклоняется, подгребая меня под себя и по-хозяйски прижимается ртом к моему. По телу пробегает дрожь, затапливая всё теплым чувством. Не знаю, как ему удаётся, но Ромины прикосновения заставляют меня забыть обо всё на свете, раствориться в желании ощутить, как он снова докажет, что я его. Как снова заставит задыхаться от страсти, заполнив меня собой.

Рома открыл мне радости любовных удовольствий, о которых я раньше и не помышляла. Научил такому, отчего, при воспоминании, у меня щёки становятся пунцовыми. Открытый и свободный в жизни, он такой же и в сексе. И такой же когда-нибудь сделает и меня, потому что я готова ему верить, готова отдаться без остатка, готова сказать то, что ранее так ни разу и не произнесла.

– Я люблю тебя, – тихо шепчу, запуская пальцы в медовые кудри, когда Роман валится обессиленный мне на грудь. – Люблю тебя, мой охотник на фенеков.

От автора

Дорогие читатели, история Романа и Анны была сложной, но они преодолели все трудности и пришли к своему счастью. Благодарю вас за внимание к книге и её героям. Спасибо, что вдохновляете на творчество!