Я тебя (не)отпущу

Поперхнувшись заготовленными отговорками, Изаму распахнул глаза и поражённо уставился на неё. Неслышно скрипнул зубами, обжигаясь острым чувством вины за затеянную игру. Обнять, прижать к себе, сказать, что всё будет хорошо — этот рефлекс практически стал условным. Асами продолжала смотреть на него своими огромными зелёными глазами, и он, тихо выдохнув «хорошо», молча ушёл в спальню.

— Мне холодно. Согрейте меня, Изаму-сенсей.

Она действительно дрожит. Зубы стучат так громко, что удивительно, как до сих пор не раздробились. Изаму рядом пытается согреться сам, чтобы согреть её. Сегодня их пытали водой. Снова и снова погружали в наполненную до краёв бочку, держали, пока лёгкие не начнёт печь, и поднимали в последнюю секунду перед тем как потерять сознание. Изаму понимает, что с Асами поступали так же, когда находит её в углу камеры, сжавшуюся в комок, непрерывно стучащую зубами. Хочет обнять, но не может — сам вымок до нитки, сделает только хуже. Решительно командует:

— Раздевайся.

И Асами послушно раздевается: он слышит, с каким трудом стягивается мокрая одежда, скрипит по коже. И сам путается в водолазке. В конце концов снимает, выжимает и раскладывает на каменном полу. Асами, судя по звукам, делает то же самое. Сквозняк из воздушной шахты сейчас кажется ледяным ветром, пальцы немеют. Когда Асами затихает, Изаму находит её руку, тянет на себя, сажает на колени и обвивает руками. Он тёплый. Теплее, чем она — совсем замёрзшая. Жмётся к его груди, как котёнок. Изаму находит её ладони, подносит к губам, дышит, согревая.

Кончик её носа отчаянно холодный. Она прячет его в ямке между его ключиц, постепенно отогреваясь. Широкие ладони гладят, не переставая: плечи, спину, ноги. Крепко сжимают ступни, растирают их, заставляя кровь течь быстрее. Постепенно дрожь уходит, и на смену ей приходит голод. Дыхание Асами сбивается, становится громче. Она трётся грудью о его грудь, жарко дышит на ухо, прежде чем поцеловать в висок.

— Асами, — шепчет Изаму, — наша одежда мокрая. Пол и стены каменные. Ты поранишься. К тому же, — он усмехается ей в губы, — ты только что говорила, как тебе холодно.

А сейчас, — с лёгкой хрипотцой отвечает Асами, — мне тепло. И я хочу, — говорит с придыханием, — чтобы мне стало жарко.

Кончиком языка ведёт по его шее, по дёрнувшемуся кадыку. Прикусывает подбородок, ловит губы. Скажи кто-то, что Асами способна говорить такие вещи, вести себя так… Вести себя так с Изаму-сенсеем! Асами первая бы треснула говорившего так, что раскололась бы голова. Но темнота даёт свои преимущества. А в отчаянии часто рождается что-то настоящее. Страх вытаскивает наружу скрытое глубже всего. Асами надоело бояться. Ей хочется быть живой, быть живой с ним.