— Странно, — я пожала плечами. — Но очень счастлива. Думала буду плакать навзрыд, а увидела ее и поняла, что хочу обнять весь мир и без конца говорить слова благодарности. Тебе, за то что во всем разобрался и узнал про нее. Валентине Петровне, за то что не оставила ее одну и любила за нас двоих. Динару, за то что помог сбежать от Глеба, когда ты находился в СИЗО. Кате, за то что помогает, — он обнял меня, нажав на кнопку вызова лифта. — В такие моменты действительно начинаешь ценить каждую мелочь. Ты же завтра меня привезешь к ней?
— А у меня есть выбор? Лучше это сделаю я нежели ты начнешь искать обходные пути, как это сделать за моей спиной с помощью других людей.
— Извини. Я не сказала тебе про выписку, потому что…
— Проехали. Завтра позвоню Барышниковой. У нас с ней свои договоренности были на этот счет. Она их нарушила, с нее и буду спрашивать.
— Луиза не виновата. Это я настояла…
— Говорю же, проехали, — улыбнулся он.
— Дине она понравилась, правда? — спросила я, переводя тему.
— Правда. Но думаю, что ревность будет не исключена, если ты планируешь проводить с Лидой все свое время.
— Нам придется запастись терпением. Ей после операции потребуется много внимание, а мелкие капризы со стороны Дины не исключены. Она привыкла быть одна, что все внимание ей. Кстати, я спросила у Валентины Петровны про ее настоящих родителей. Ты знаешь кто они?
— Да. Уже навел справки. У них родилась двойня естествтенным путем через два месяца после рождения Дины. Семья обеспеченная, живет сейчас в Чехии. О девочке и суррогатной матери они не вспоминали.
— Совсем?
— К сожалению. А когда Валентина Петровна обратилась к ним за помощью, послали ее куда подальше и попросили больше не звонить. Поэтому будем считать, что в тот день, пять лет назад ты родила двоих прекрасных девочек.
— Ты… и в самом деле сможешь принять Дину, как родную?
— А почему нет? — искренне удивился Максим. — А если в твоем животе еще одна девочка? У меня тогда целый цветник!
— Валентина Петровна рассказала мне о реабилитации в Германии.
Максим открыл дверцу и подождал, когда я заберусь в машину. Обошел ее сзади и сел за руль.
— Об этом я и хотел с тобой поговорить. Беляев сейчас ведет переговоры с адвокатом Хабарова. Если бы не срочная операция, которая необходима Лиде и побег Лаврова, я бы добился того, чтобы ему дали максимальный срок. Но… — он шумно вздохнул, а машина тронулась с места. — На меня давят и просят не свидетельствовать против него. Сверху не теряют надежд выйти на Лаврова через Хабарова, а для этого ему нужно быть на свободе.
— Глеба отпустят? — я пришла в ужас от этих слов и задрожала, чувствуя, как по телу расползается рой неприятных мурашек.
— Меня просят молчать. Ставят передо мной выбор: либо я без проблем выезжаю из страны, а Хабаров выходит на свободу раньше положенного срока, либо он сидит, а я остаюсь в России и продолжаю работать на следствие.
У меня резко закружилась голова. Я безумно боялась за Максима. Глеб же ненавидел его, считал виновным во всех своих бедах. Нельзя ему на свободу. Никак нельзя.
— Надя, — Максим коснулся рукой моего лица.
Его голос становился все дальше и дальше. Машина вдруг замедлила ход, а спустя несколько мгновений я почувствовала холод на щеках и приоткрыла глаза. Дверца с моей стороны была открыта, а, Максим, склонившись надо мной, умывал мое лицо холодной водой из бутылки.
— Ну вот что прикажешь с тобой делать? Отвезти обратно в клинику?
— Нет. Просто… Ты сказал, что не оставишь нас.
— Я не оставлю вас, — твердо произнес он. — Я же сказал, что полетим все вместе. Но перед отлетом я хочу увидеться с Хабаровым. Спросить у него, как ему жилось столько времени с осознанием, что он отправил ребенка любимой женщины на смерть?
— Максим… Я ведь ничего не просила у тебя все это время, так? — он нахмурился. — А теперь прошу. Пожалуйста, оставь все, как есть. Давай улетим и забудем обо всем? Пусть с ним общается Беляев, следствие кто угодно, но только не ты. Прошу тебя…
— Что за паника в голосе? Надя, ты чего? — мягко спросил он.
— У нас только начало все налаживаться. Мне страшно, что мои мечты о совместном будущем будут разрушены. Ты…
— Тсс, — он приложил палец к моим губам. — Я это сказал тебе не для того, чтобы ты переживала, а готовилась к переезду за границу. И только. Разве я могу оставить тебя и девочек одних? — он присел на корточки и посмотрел мне в глаза. — Вместе будем рядом с Лидой, когда ей сделают операцию. Потом вместе улетим в Германию, и если разрешишь, буду с тобой в момент рождения еще одного нашего ребенка.
— Вместе? — повторила я дрожащим голосом.
— Вместе. Я же сказал тебе, что больше не оставлю вас.
46
— Слушай, даже не верится, что это правда, — произнесла Полина, глядя на наших девочек, играющих неподалеку. — Я думала, что в моей жизни драма разыгралась, а тут такое… И когда вы уезжаете?
— Лиде на днях сделали операцию. Мы ждем разрешения врача. Но тут еще загвоздка с документами… Не знаю, — я пожала плечами.
— А Глеб? Вы с ним больше не виделись? — она заглянула в коляску к спящей Дамире.