Директора звали Ольга Викторовна. Если у нее и было предубеждение ко всему московскому, то этого она не показала. К тому, что ее гости полицейские, она тоже как будто осталась равнодушна. Была вежлива, но ни тени улыбки – и это Тимофею пришлось по душе: он не выносил показной вежливости и сравнивал ее с тиной на реке – пока пройдешь метр, забудешь, кто есть сам.
Им предложили чаю. Тимофей и Варвара согласились – несколько минут давали возможность оглядеться. По пути сюда они оба признались, что никогда не были в подобных учреждениях, поэтому сейчас старались подметить каждый нюанс – не столько для дела, ради которого приехали, сколько для себя.
На стене – портрет президента. Стол полон бумаг, но все разложены. Женщина склонна к порядку и соблюдает пиетет к власти – а как иначе?
Несколько детских рисунков. Тимофею показалось, что эти картинки жизнерадостны, в них никакой гнетущей скорби. Кто-то нарисовал слона, кто-то – большого льва и попугая. Еще на одном рисунке счастливая семья.
В углу кабинета был сейф. В нем, возможно, хранились документы. Впрочем, лежать там могло что угодно.
Вернулась директор, которая ненадолго выходила.
– Я вас слушаю, – сказала она, сев в кресло.
Тимофей: Ольга Викторовна, в начале 2000-х у вас жила Алиса Григоренко. Ее родители умерли вскоре после того, как девочку передали вам. Вы в то время уже работали.
Директор: Да, я ее помню, как и всех наших детей. Она была обычным ребенком. Настолько, насколько может быть обычным человек, росший в подобных условиях. Подождите минуту.
Тимофей: Что-нибудь особенное или необычное вы можете вспомнить?
Директор: Каждый ребенок – необычный. Вчера у Ани, одной моей девочки, умерла мама. Умерла, как и должна была умереть – от передозировки. Ничего, кроме одиночества и страданий, она своей дочери не дала. Но Аня переживает. Это была ее мать.
Тимофей: Вы помните, как Алиса отреагировала на смерть своих родителей?
Директор: Этого я не помню.
Тимофей: Как Алиса покинула вас?
Директор: Вас удивит, но таких деталей я тоже не помню. Это означает, что все происходило в точности так, как и должно было происходить. В документах указано, что она поступила в институт и уехала в Москву, где должна была жить в общежитии. С какого-то момента я не имею возможности следить за своими воспитанниками.
Тимофей: У вашего детского дома хорошая репутация. Возможно ли, что Алиса столкнулась в этих стенах с чем-то, что могло ее травмировать?
Директор: Не очень понимаю ваш вопрос.
Тимофей: Думаю, прекрасно понимаете. Мы расследуем убийство. Алиса проходит в качестве свидетеля. Деталей мы раскрыть не можем, но нам будет полезна любая информация.
Директор: Один из наших мальчиков, Паша, ему десять лет, сейчас ходит с синяком на лице. Он подрался с товарищем. Такие вещи происходят среди детей. Уберечь от всех неприятностей и неожиданностей, которые подстерегают их в жизни, мы не можем.
Тимофей: Вас ни в чем не обвиняют. Мы просто хотим лучше понимать обстановку, в которой находилась Алиса.
Директор: За время нашего разговора вы ее не поймете. Это несчастные дети. Двухэтажное здание не заменит семью. Но мы следим за тем, чтобы все они получили хорошее общее среднее образование, чтобы все поступили в институт или колледж. У нас есть библиотека, у каждого есть смартфоны. Все они посещают психолога. Мы стараемся.
Тимофей: Ольга Викторовна, вы говорите только про Алису, но ничего про ее сестру.
Директор: У нее не было сестры. (
Тимофей: Где располагался этот дом?
Директор: В деревне недалеко отсюда. Бельское. Пожар случился в две тысячи пятом году. Возможно, соседи еще что-то помнят и смогут вам помочь, но я – нет.
Тимофей: Не помните, в каком состоянии попала к вам Алиса и как проходила ее реабилитация?