Я тебя не знаю

А мне сладко? Кто-нибудь спросил — каково мне сейчас? Смотреть на него и вспоминать, как конверт с бумагами мне принес или как за детьми приезжал и внизу сидел, чтоб не видеть меня, как говорил, что я уже не такая, как раньше… как трахал свою Алину, а может быть, и других своих шлюх. Почему никого не волнует каково сейчас мне? Даже мою собственную мать, которая постоянно говорит мне о том, что во время бракоразводного процесса я должна нанять хорошего адвоката и отобрать у мужа все, что мне причитается. И ни в коем случае не быть лохушкой. Если она узнает, что он сейчас у нас, то назовет меня бесхребетным насекомым. Почему они все всаживают нож мне в рану и крутят его там, крутят, пока я не начинаю задыхаться от боли.

— Терпеливой будь. Он ведь отец твоих детей, как никак.

Стиснув зубы постаралась ответить ей спокойно:

— Я постараюсь. Вы же понимаете, что это не так просто сделать после того, что произошло? Мы, вообще-то, разводимся, если вы не забыли.

Слезы в ее глазах как-то мгновенно высохли, и взгляд стал ужасно колючим. Она всегда так реагировала на слово «развод».

— Это затеяла ты, Евгения. Не мой сын. Поэтому не нужно сейчас обвинять его во всех грехах. Я сто раз говорила, что виноваты оба. Разрушать — не строить.

Я не стала с ней спорить, тем более что Лизка уже неслась по коридору со своими рисунками и звонко кричала: «Папа, выходи, посмотри, что я тебе нарисовала!». Мама Света тут же переключилась на нее, увела в детскую.

Я распахнула дверцы шкафа и наклонилась к самой нижней полке. Конечно, у меня были его вещи. Он забрал не все. То, что валялось в стирке, так и осталось здесь.

Помню, как гладила его две рубашки, вытирая слезы, как складывала джинсовые штаны и носки на эту самую нижнюю полку и каждый день давала себе слово, что выкину все это на помойку, но так и не решилась. Достала вещи, по привычке поднесла к лицу, вдыхая аромат порошка, и понесла в ванну, откуда уже не доносился шум воды. Постучала.

— Открыто.

Распахнула дверь. От неожиданности чуть не выронила одежду, потому что мой муж стоял там в одном полотенце и смотрел на свое отражение в зеркале, словно на автомате расчесывая волосы. Я сама не поняла, как уставилась на него. С каким-то маниакальным голодом. Год не видела раздетым и так близко… даже больше. Мне показалось, что он похудел за это время, стал более жилистым. У него всегда было красивое тело. Подтянутое, спортивное, рельефное. Я любила к нему прикасаться. Просто так залезть под футболку или рубашку, провести ладонями по животу или по груди, ощущая упругость и шелковистость кожи, втягивая его запах. Терпкий, мужской и такой родной. Запах, с которым я прожила вместе столько лет, и который все еще не выветрился до конца из моего дома и из моей памяти. Как же сильно я по нему соскучилась. До боли, до какого-то безумного исступления. Мне вдруг невыносимо захотелось обнять Кирилла сзади. Рывком, отчаянно сильно. Очень-очень сильно, чтоб руки заболели. Прислониться щекой к его спине и стоять вот так… словно нет никакого развода, нет мерзостей, сказанных друг другу, нет измены и предательства, ненависти и пропасти между нами. Все просто дурной сон. В глазах предательски запекло. Я даже сделала шаг вперед и тут же остановилась, прижимая одежду к груди. Это все, потому что он слишком близко. Потому что на моей территории и в таком привычном для меня месте, и, конечно же, это дежавю. Сколько раз я вот так приносила ему сюда вещи. Не счесть.

А сколько раз он брал меня здесь… включая воду посильнее, чтоб нас не было слышно. И перед глазами я сама, прижатая голой грудью к кафелю, и он сзади, бешено двигается во мне, опираясь ладонями о стену, кусая за затылок и нашептывая на ухо грязные непристойности вперемешку с пошлыми нежностями и хриплыми стонами. Внутри все скрутилось в тугой узел и потянуло низ живота. До безумия захотелось снова ощутить его ласки. Острый и первобытный голод всплеском хаоса. Я уже забыла, что это такое и что вообще это можно чувствовать… Господи! Зачем я обо всем этом думаю?

Только сейчас вдруг заметила, что Кирилл опустил руку с расческой и смотрит на меня через зеркало. Пристально смотрит. Словно считывает реакцию с моего лица. Кровь прилила к щекам, и я тут же отвела взгляд, положила вещи на стиральную машинку.

— Это то, что ты носил раньше. Осталось в стирке, ты не забрал, а потом было не до этого.

Хотела выйти, но Кирилл вдруг схватил меня за руку, и меня словно подбросило на месте от прикосновения его пальцев. Током по всему телу. Я, кажется, даже вздрогнула.

— Как давно мы не вместе?

Попыталась вырваться, но он не дал, сжал руку сильнее, а у меня участилось дыхание от его близости. Навис надо мной скалой, в глаза смотрит исподлобья, и по щекам капли воды от мокрых волос стекают. Ресницы влажные, от чего кажутся черными и очень длинными. У Лизки точно такие же. И глаза голубые-голубые, пронзительные. Он напряжен так же, как и я, и взгляд тяжелый, лихорадочный. Сам на себя не похож.