Я тебя не знаю

Лиза мою яичницу тоже уплела с удовольствием, пока ела, она рассказывала мне с полным ртом о каких-то котах, о новых игрушках, которые купила ей мама и я, затем подарила мне своего медведя с дранным ухом. А мне было сложно. Адски сложно смотреть на нее и понимать, что в прошлой жизни я был каким-то отмороженным мудаком. Я не знал, чем увлекается моя старшая дочь, я никогда не смотрел на игрушки младшей, я понятия не имел вообще ни чем они живут, ни о чем плачут, какие сказки любят. Лиза сказала, что по выходным я уходил, когда они приезжали ко мне на квартиру, с ними оставалась няня, если они ночевали у меня. И, нет, я не читал ей книжки, не готовил завтраки. Но она все равно меня любит. Тогда я спросил у нее, а за что она меня любит, и она ответила: «просто так, ведь ты мой папа». И где-то внутри что-то противно начало сворачиваться, с тошнотворным прокручиванием и каким-то потрескиванием. Захотелось сделать вдох поглубже.

Что со мной было не так? Всегда или последнее время? Ведь если я козел, то почему двадцать лет и трое детей? С козлами разве живут так долго? Или рожают им троих? Что произошло?

Я все же пришел к спальне Алисы и постучал, она мне не ответила, тогда я постучал громче, и когда она чуть приоткрыла дверь, я спросил, когда Маша приходит со школы. Она сказала, что примерно через час. Я спросил, где эта школа и какой номер. Пойду проверю, что происходит там.

С горем пополам одел Лизу в то, что нашел у нее в шкафу, прихватил Рокки. Алиса высунулась из своей комнаты, когда мы уже выходили в коридор.

— А вы куда?

— Гулять и сестру твою со школы встретить.

— Ого. Ну удачи вам.

В лифте к нам подсела мадам в шляпке с дрожащей собачонкой, которая поскуливала и дергала ножками, пока дамочка во все глаза пялилась то на меня, то на Лизу.

— Здрасьте, тетя Люда. Вашей собачке холодно?

— Нет. Она вашу боится, — а сама на меня смотрит и глазами хлопает.

— Наша Рокки не кусается, — обиженно сказала Лиза и поджала губы.

Дамочка продолжает удивленно моргать. Так и хочется сказать, чтоб сильно не хлопала ресницами, а то штукатурка с ее лица обвалится и собаку ее противную пришлепнет. Но я сдержался. Только сам поздоровался и посмотрел на Лизу. Та скорчила рожу, передразнивая дамочку, и мы тихо засмеялись.

На лавочке сидели соседки. Когда мы с Лизой и Рокки вышли, они уронили челюсти практически в буквальном смысле. Я из всей вежливости чуть не предложил любезно подержать. Дамочка из лифта, с трясущейся псиной, чуть не свернула голову и даже споткнулась.

— Кирилл Сергеевич, как давно мы вас не видели, — сказала одна из соседок и уставилась на меня с дичайшим любопытством.

— Теперь будете видеть очень часто. Как здоровье?

Бабка подавилась семечками, а я свистнул Рокки, чтоб перейти дорогу по направлению к школе.

Мы с Лизой прождали мою среднюю дочь больше часа. Я завел Лизу обратно домой и снова вернулся походил у забора. Потом все же решился зайти в здание школы и расспросить насчет Маши — в школе ее сегодня не было. Внутри возникло странное и неприятное чувство. Оказывается, ответственность за ребенка сваливается на голову, даже если ты считаешь себя родителем всего лишь один день. Я беспомощно озирался по сторонам, выискивая взглядом ее длинные пшеничные волосы среди хлынувших на улицу детей, но так и не нашел. Ну вот, начинаются неприятности. Постоял возле дома, жуя в зубах зубочистку. Сплюнул и пошел обратно к школе. Обошел вокруг и вдруг заметил девочек примерно её возраста — курят за теплицей. Подошел к ним и громко спросил:

— Зажигалка есть, куколки? Моя сдохла.

Они переглянулись. Явно я для них пенсионер. Но осмотрели с ног до головы. Видать, шмотки одобрили. Так как одна из них со стрижкой, в короткой юбке, черных гетрах и сережкой в носу ответила, выпустив струйку дыма в мою сторону:

— Ну, есть.

Я подошел, взял зажигалку, прикурил и посмотрел на обеих соплячек. По жопе им надавать ремня и под домашний арест. А у самого дрожь по телу — умник выискался, сам-то даже не знаю, чем дочери занимаются, и раньше не особо знал. Может, она вот так же курит, а может, вообще наркотой балуется.

— Машку Авдееву знаете?

— Ну, знаем, — потянула девчонка с короткой стрижкой., — А че?

— Подружка ваша?

— Кто? Лохушка эта? Нет, конечно.

— Вы ее сегодня видели вообще в школе?

— Не видели дуру эту. Мы с задротами не общаемся. Ты вообще кто такой? Иди отсюда, а то щас как заорем.

Тихо, спокойно. Это дети. Выпускаем пар. Сильно затянулся и вышел за школьный двор. Вот же ж сучки малолетние. Ну и хорошо, что лохушка. Это поправимо. А на этих уже пробы негде ставить. И вдруг услышал:

— Ты дура?! А вдруг это ее отец?!

— Да какой отец. Их отец свалил год назад. Бросил корову мать и этих трех убогих.

По телу прошла волна яростной дрожи. Противно это слышать со стороны. Омерзительно. А мои дети, скорее всего, это слышали каждый день.

— Перестань ее доставать. Тебе больше некого?

— А что ты за нее заступаешься? Она нас кинула, между прочим. Не пошла с нами Демидову лупить, и училке настучала точно она. Ссыкло. Пусть теперь знает, каково это в задротах сидеть.