Я тебя… никогда!

Много ли человеку надо? От богатства настоящего счастья не случается. Только от безумства отрастают крепкие корни, от страсти обоюдной.

Несмотря на пламенные чувства, мы тоже скандалили, порой уставали от слишком тесного общения. Тогда хотелось в тишине одному побыть. Но почти сразу понимаешь, что вместе тесно, а порознь невозможно.

На то она и половинка, что нет без неё целого, есть только боль да одиночество, а этого добра в жизни и так довольно. Зачем же их взращивать? Мирились быстро. Чаще уступал я. Не потому, что не прав. Первый шаг к компромиссу легче сделать более сильному в паре, а я мужчина всё-таки и немного старше Лизы.

Лето пролетело незаметно. На днях свадьба. К ней всё готово. Родители приехали, братья. Мне неделю отпуска дали.

Лиза за это время здорово изменилась: животик, конечно, совсем незаметен, даже платье для беременных не пришлось шить, но позвоночник стал похож на изгиб гусиной шеи: попа отклячилась назад, живот подался вперед. На лице веснушек прибавилось, потешных, чувственных. Так и хочется каждую в отдельности перецеловать.

Зато её тошнить перестало. Но появились капризы: хочу то, хочу это, а добудешь – фи, не хочу. Говорят, это нормально в интересном положении. Ну, не знаю. Может, просто издевается?

Свадьбу сыграли традиционно, со всеми местными обычаями.

Моих гостей было человек семь, я ведь пришлый, нездешний. Остальные гости со стороны невесты.

Приглашённые веселились, я невыносимо устал. Свадьба – это для невесты. Ей хочется в белом, чтобы фата с кружевами, подарки, букеты, танцы. Для неё и старался, как мог. Хотя какая фата, если пузо на нос лезет?

После свадьбы сенокос подоспел. Лиза всю плешь проела, мол, помогать родителям надо.

Надо так надо. Взял отпуск и поехали. Лиза отгулы взяла.

На сенокосе я и раньше бывал, сгребал, скирдовал, а здесь пришлось косой махать. Потихоньку и эту науку освоил. Часто с ночёвкой на покосе оставались – траву лучше по росе валить нужно, с раннего утра, а днём вздремнуть можно прямо в прокосе. Или под деревцем, на одеяле.

Погода стояла чудесная. Духмяный запах свежескошенной травы и подсыхающего разнотравья душу наизнанку выворачивал. Кругом цветы: направо полевые, налево лесные. Ягоды наливаются, птицы поют, кузнечики стрекочут…

Вечерами сверчки горели синим холодным пламенем, как звёзды, а созвездий на небе не сосчитать. Тишина, тепло: вёдро. Благодать. Давно так не отдыхал.

Ха, отдыхал! Какой там отдых: с четырёх утра косим, потом завтракаем, после сгребаем в кучи, носим стожки на жердях к скирдам, укладываем, утаптываем…

Ноги отваливаются, руки совсем ничего не чувствуют. Но всё одно отдых. Отпуск, мать его ети…

Неужели теперь каждый год так развлекаться будем?

Да если и так. Зато жена рядышком, скоро сын родится.

Хотя, кто сказал, что сын. Последнее время мне больше дочку хочется: умницу, красавицу.

Закрою глаза и вижу: махонькая, в жёлтом расклешённом платьишке, лёгком-лёгком. На руках кроху держу, она мне ручкой куда-то вдаль показывает. И Лиза, жена нас обнимает…

Много раз посещало меня такое видение. Именно девочка, исключительно в жёлтом платье, лет трёх. Маленькую, только родившуюся, совсем никак представить не получалось.

Всё хорошо на покосе: природа, молока парного вдоволь, простокваша, овощи с грядки, мясо на углях…

Тёща блины да пироги каждый день на стол мечет. Обедать без ста граммов не садимся. Вода, воздух, солнце…

Вот только с Лизой мы теперь… улыбаемся да переглядываемся.

Домишко у тёщи мизерный – уединиться негде. На покосе и вовсе каждую секунду под присмотром. Я уже начало своё мужское как мочало разве что не в узел завязываю, а жёнушка ходит как ни в чём не бывало, будто так и надо.

Я ей знаками и по-всякому намекаю – молчит, только ухмыляется да животик аппетитно оглаживает.

И чего делать? Всё, думаю, надо спасать положение, хоть даже самообслуживанием, сил больше моих нет.

Но, видно, женщины и вправду всё чувствуют: когда стало совсем невмоготу, Лизавета подмигнула.

Мы в тот день в доме ночевали.

Ручкой зовёт, направляясь в сени.

Меня затрясло, до чего же прислониться к желанному телу хочется. Вот оно, родимое, в метре от меня, уютной попкой виляет, голыми ножками манит.

Мигом представил шаловливую ладонь под юбкой, напрягся, задумался, чудом не впечатался в упругий зад. Однако дал-таки волю рукам: огладил спелые полукружия, прижал милую, ощутив трепещущий корпус и налитые тяжестью груди, развернул к себе.

Перецеловал глаза, веснушки, шею…

Оглядываюсь. Вроде никого. Одни мы, одни!

– Здесь у меня, в дальнем углу сеновала, место потайное, заветное. Я в нём всё детство пряталась, о любви и счастье мечтала. Золотое времечко было, часто о том вспоминаю. Там у меня гнездо сделано, до сих пор сохранилось, никто не трогает. Туда и спрячемся. Вижу, притомился без женской ласки. Я ведь понимаю, мужику внутри мечты небо в алмазах снится. Снаружи – нет в жизни счастья, так? Хоть и не очень хорошо себя чувствую, но дороже тебя нет у меня никого на целом свете. Всё тебе одному отдам. Люблю я тебя, люблю. Залезай за сеновал.