Я тебя отвоюю

— Тихо, Верчик. Тихо… Идем на кухню, хорошо? — Соня старалась говорить тихо и ласково. Смиряясь с тем, что слез им не сдержать. — Сейчас пустырнику накапаем себе, да? У Даши должен быть. А потом, как проснутся, как получат… Неделю сидеть не смогут… — и столько в этих словах было облегчения, что Вера не сдержалась. До этого тряслась от слез, а теперь — от вдруг родившегося в грудной клетке смеха. Заразительного, как оказалось, потому что начала тихо хихикать Волошина, а Красновская подхватила почти сразу…

— Вот мы клуши, Соня… Вот клуши… И неслись же так… Я думала, сердце выплюну… — шептала, сгоняя слезы с глаз, снова за бок ухватилась от воспоминаний, как кололо… Посмотрела на дверь, за которой… Все так мирно, нежно, трепетно… И снова вместо смеха — всхлип…

— Пойдем, говорю, — который София улавливает, хватает такую же сумасшедшую мамочку, как она сама, за локоть, тянет в нужную сторону… — Не будем пустырник искать. Коньяку выпьем, — и произносит, чувствуя, как на душе с каждой секундой становится все легче и легче. И срочно нужно сесть, потому что ноги готовы в любой момент подкоситься.

* * *

Даша проснулась первой, сморщила нос, через дрему слыша мешавшие звуки, но не желая признавать пробуждение. Было так хорошо, тепло, уютно…

Снова расслабилась, вздохнула, прижалась к Стасу сильнее…

А вот когда на кухне отчетливо громыхнуло, резко открыла глаза, запрокинула голову, встретилась взглядом с таким же удивленным взглядом Стаса.

— Может окно не закрыли? — Даша предположила хрипловатым после сна голосом, Стас же только пожал плечами.

Красновская откатилась, спустила ноги на пол, потянулась… Стас успел встать, обойти кровать, открыть дверь в спальню, протянуть руку Даше, чтобы помочь встать. Уже он ей, а не она ему…

К кухне они шли вместе, одинаково хмурясь… Стас немного впереди, Даша чуть сзади…

— Мама… Вера… — а оказавшись на пороге, так и вовсе откровенно обалдели.

Женщины сидели за столом, между ними — бутылка коньяка и чайник с чаем, а еще почему-то салатница с вываленным в нее печеньем и нарезанный сыр с оливками на тарелке. Композиция — элегантней никуда. И сами они… Смеющиеся. Раскрасневшиеся. София со стаканом в руках, обмахивающая лицо листом для переписки со Стасом, Вера — водящая по своему стакану указательным пальцем. Не окликни их Даша — может и не заметили бы, что их междусобойчик нарушили хозяева жилья.

— О, проснулись… — вот только смущаться по этому поводу не планировали. София поставила стакан, окинула державшихся за руки, чуть взъерошенных, удивленных детей строгим взглядом, задержавшись на том самом переплетении пальцев… — А трубку кто брать будет? Вас же человеческим языком просили не ставить на беззвучный! Просили?

— Ой… — Даша со Стасом переглянулись, потом снова синхронно глянули на стол… Все поняли, кажется. — Простите… — И Даша извинилась за двоих. — Мы заснули просто…

— Мы в курсе.

— А вы тут… — этот полувопрос задал уже Стас, с улыбкой отмечая, как мать реагирует на то, что он подал голос… И как уверенно сказал. Будто расцветает, тянет руку к груди, покачивает головой… Смотрит с восхищением… И молчит. В отличие от Софии. Которая фыркает, берется за ушко чашки с чаем, подносит к губам, делает глоток, ставит аккуратно, вздергивает бровь и произносит будто с вызовом:

— Чай пьем. Не видно, что ли?

Никакой реакции за словами не следует. Даша со Стасом снова переглядываются, Вера с Соней тоже, а потом… Две взрослые, серьезные, деловые, мудрые женщины, которые совсем недавно мчали вверх по лестнице, как сидоровы козы, взрываются дружным, заразным, искренним смехом. До слез.

Глава 40

— В холодильнике ужин. Только я вас умоляю — разогрейте и не ешьте прямо из судков. В девять вы должны мне отписаться, что у вас все хорошо. Ровно в девять, вы меня поняли?

— Поняли, мамочка, поняли… Но я так чувствую, что рано или поздно инструктаж закончится техникой засовывания градусника Волошину в жопу, а я к этому не готов…

— Ну ты и дурак, Тём…

Артём усмехнулся, подмигнул Стасу. Тот же только у виска покрутил, вроде бы и не одобряя шуточку, но и не возмущаюсь ею так, как Дашка.

А та потянулась к брату, дала подзатыльник, пусть для этого и пришлось привстать на носочки.

— Будешь много говорить — вообще домой поедешь. И сам Лиле попробуешь объяснять, почему я не смогла.

Угроза подействовала, Артём сначала посмотрел на сестру большими глазами, а потом и вовсе руки поднял.

— Ладно уж, не горячись ты так… Езжай уже. Мы справимся. Да, Волошин?

Волошин кивнул, подошел к Даше, положил руки на ее талию, чуть сгорбился, чтобы ей удобнее было тянуться к губам…

— Не ведись на его провокации, я тебя прошу, Стас… Без глупостей. Просто посидите по-человечески, пожалуйста…

Даша сказала так, будто Артема в коридоре не было. Не реагируя ни на его фырканье, ни на закатанные глаза, ни на тихое «каблучара», когда Стас кивает, целует, снова выпрямляется.

— Кто бы говорил, Артёмка… Стас хотя бы жену свою не боится, знаешь ли…