Я тебя отвоюю

А потом… Она пришла ко мне, рядом села — я попросил. Устал ждать неизбежного. На следующий день планировалась выписка, и я понимал, что вот он — последний раз, когда я ее вижу. Думал, ей так легче будет начать разговор. Она скажет, что должна сказать, сердце облегчит себе. А я… Очень хотел с ней попрощаться.

Но Дашка… Она как-то поняла. Черт его знает, как… Что я сдаюсь. И не дала. Сказала, что отвоюет. И разом все на места встало. А еще стало невыносимо стыдно, что я мог о ней думать такое. Что мог перепутать, где Дина, а где Даша. Потому что уйти — это Дина. А бороться — это ведь Даша. Всегда Даша.

Она никогда не узнает, но хочу, чтобы ты не сомневался, Тём. Самую большую ошибку в своей жизни я совершил в ночь перед свадьбой. Я совершил, а она исправила. И еще одну, когда приписал ей Динины слова. Но и тут она исправила. А я… Без нее уже не смогу.».

Положил на стол, повел по нему медленно, прижимая к дереву, развернул перед Артемом, внимательно смотрел, как друг читает, потом поднимает взгляд… Раненый и злой.

Не потому, что злится, просто… Вот такая у него боль — злая.

— Говно ты, Волошин. И тебя не оправдывает, что мозг работал плохо. Не имел ты права в ней сомневаться. Не имел. И только попробовал бы, я тебя… Я тебя сам бы грохнул. Видишь же, что она права была? Видишь же, любит тебя, имбецил ты драный.

— Вижу. Я люблю ее, Тём, — слово «люблю» получилось без заминки. Он тренировался. Не для признания Артёму, но и тут пригодилось.

— Я знаю, что ты ее любишь. И что она тебя любит знаю. И что я вел себя тоже, как говно, знаю. Но какие благословения, Волошин? Я уже сто раз понял, что ошибался. И как ошибался тоже понял. Женитесь, любитесь, детей заводите. Только живи, бл*ть. А эту херь мы сожжем. Потому что, если Дашка увидит — сама убьет.

Артём не ждал от Стаса ответа, потянулся за зажигалкой, которая по старой памяти так и лежала у кофемашины, подошел к раковине, поджог над ней. Оба смотрели, как пламя съедает сначала буквы, а потом и просто белый лист.

— Крестным пойдешь? — после чего резко тему перевел. Стас, кажется, даже не сразу понял, о чем речь. Во всяком случае, нахмурился чуть, глянул с сомнением. — У нас с Лилей пацан будет. Хотим Стасом назвать. И тебя в крестные. Только если согласишься — благословлю.

Артем старался говорить как можно суше. Хоть и сам прекрасно понимал, что содержание-то за тоном не скроешь.

Стас улыбнулся, кивнул, снова за листом потянулся.

— Нет. Волошин. Ртом давай. Нехер бумагу портить.

— Я не п-портить с-собирался… — сказал опять немного с заминкой, волнуясь.

— Я больше жечь ничего не буду.

— Больше и не нужно, — а следом совсем гладко. Так, как раньше. — Спасибо, Тём. За все.

* * *

— Прости, Лиля! Прости! Я знаю, что опоздала, но прости! — Даша залепетала с порога, сложила руки в молитвенном жесте, а на лице такое искреннее сожаление, что не простить может лишь самый черствый человек, коим Лиля не была.

Но для виду позволила себе окинуть золовку хмурым взглядом, поджав губы, языком цокнуть, головой покачать, потом же… Обнять, разражаясь смехом.

— Брось ты, Носик. Я давно смирилась. Ты и пунктуальность — вещи несовместимые. Зато в тебе много других хороших качеств.

— Например? — Лиля отпустила, отступила на два шага, позволяя Даше войти в квартиру, закрыть за собой дверь, разуться…

Окинуть взглядом дом брата, в котором… Даже вспомнить не получится, когда была в последний раз. Еще с Богданом, кажется, когда узнала о причинах кризиса в тогда казавшейся стабильной паре Волошиных.

Столько времени прошло… Столько воды утекло… Столько пота… Столько крови…

— Чего застыла, зайка? — Лиля заметила этот задумчивый взгляд, следила за Дашей с привычной мягкой улыбкой на устах, держала руки на груди…

— Вспоминаю просто… — Даше же и ответить-то толком было нечего, ведь перед глазами картинки косяком.

* * *

«— А у тебя как дела?

— Все хорошо, спасибо. Пломбы, бормашины, человеческие стоны… Все, как я люблю…

— Замечательно, Носик. Рад за тебя…