— Эй, Даша… — видимо, воспоминания проносились не в голове, а на лице, потому что Даша будто опомнилась, когда Лиля вновь подошла, взяла ее руки в свои, заглянула в глаза… — Ты чего, зайка?
— А если бы я тогда не приехала, Лиль? Если бы побоялась? Или… Или приехала бы с Богданом? Не вышла с ним во двор? Если бы… Если бы он не написал… Если бы струсила…
Лиля наверняка не понимала и десятой части вопросов, которыми Даша сыпала, но это не помешало ей найти нужный ответ.
— Все было бы точно так же. Если суждено, Дашуль, люди мимо не проходят.
Несколько секунд Даша смотрела с сомнением, а потом кивнула.
— Ты прости, что я так с порога гружу тебя своими… Даже мыслями не назовешь ведь. Так — обрывками. Я же не для того приехала. Ты лучше рассказывай…
По официальной версии Лиля позвала Дашу, чтобы получить ответы на те вопросы по беременности, которые ее уже мучали. На замечание с опаской, что она стоматолог, а не гинеколог, да и сама-то не рожала, Лиля отреагировала категорично: «Врач? Врач. Сойдет». И пусть концептуально Даша была не согласна, но отказывать, как ей казалось, права не имела. В конце концов, никто ведь не тянул за язык, когда она обещала, что готова на все!
Эта разлука со Стасом, как и любая другая, воспринималась Дашей болезненно, но… Нужно было тренироваться, привыкать, учиться жить «в мирное время», к которому они шли семимильными шагами.
— Тогда руки мой и на кухню проходи, Дашуль…
Лиля распорядилась, Даша исполнила. А когда зашла на кухню, ее ждала сидевшая за столом Лиля, а еще стакан, бокал, бутылка красного вина, пакет апельсинового сока, тарелка с виноградом и сыром.
— Это что, Лиль? Да зачем ты заморачивалась? Я же ненадолго совсем… Обсудим все, что тебя волнует, я посоветую, если что-то знаю, а потом мне к Стасу надо. Я пить не могу, я на машине…
Даша так искренне начала оправдываться, что Лиля даже не успела обидеться на «я же ненадолго совсем», хотя в последнее время обид у нее было огого сколько — на каждом углу, даже, бывало, на себя…
— Сядь, Носик. Для начала…
Продолжая улыбаться, Лиля указала на стул, предназначенный для Даши, та опустилась, тяжело вздохнув.
— Я правда не буду, Лиль… Не обижайся, пожалуйста, но не буду…
— Будешь, зайка. Будешь. Либо ты, либо я. То есть, выбора нет.
Только Лиля не слушала. Бутылку, уже без пробки, наклонила, наполняя бокал, поставила, себе сок налила, сделала несколько жадных глотков.
— Пей и плачь, — не рассчитала силу, не собиралась, но опустила стакан на стол со стуком. Получилось громко — Даша даже вздрогнула. Правда, больше не из-за стука, а потому что… Вот уже почти три месяца постоянно натянута, будто струна. Ни вдохнуть, ни выдохнуть не может без опаски. Вечный страх во взгляде. Так ни разу толком и не выплаканный перенесенный и переносимый стресс. До сих пор дрожащие руки. Бледная. Худая. Вроде бы счастливая уже, но все же…
— В смысле?
— Пей и плачь, Даш. Что не ясно? Начинай…
— Я не могу, — такой растерянный взгляд, что Лиле бы впору вновь рассмеяться, но она не может.
— Значит, я начну. А ты подхватишь, — шмыгает носом, моргает пару раз, глядя чуть выше Дашиной головы, потом смотрит прямо в глаза. — Ты столько пережила, зайка. Столько вынесла. Даже мне больно, хотя я-то вам кто? Так… Мимо проходила. А вы-то… Вы… Если меня спросят когда-то, что я знаю о любви, Дашка… Клянусь, я первой тебя вспомню. И если о смелости спросят… И если о силе…
Даша застыла, слушала… И почему-то забывала дышать. Мозг отказывался работать хоть сколько-то продуктивно. Тупил нещадно. И Даша вместе с ним.
— Ты чего, Лиль? — она только и смогла, что потянуться к руке невестки, взять в свои, одной держать, а другой гладить…
— Жалко мне тебя… Очень жалко, зайка…