Я тебя получу

— Лера сказала, что ты помогаешь им с Андреем, хотя по идее совершенно не обязан это делать. И вернуть долг ты ему помог. Так что не такой уж ты и ненормальный, Кнут, — ловлю его взгляд. Он не менее пристальный, чем был там, в воде, но он совсем другой… Я вижу его совсем другим. Здесь, в этой глуши, он не такой, как в городе. Там он словно бойцовский пес, готовый в любой момент вцепиться обидчику в глотку, а тут… он простой. И такой красивый.

Не красивее Кирилла — красота Кира можно сказать даже каноническая: высокие аристократические скулы, тонкий нос, широкий лоб. Красота Кнута совсем другая — несовершенная, но не менее притягательная, а наверное, даже более.

Ловлю себя на мысли, что впервые за весь вечер вспомнила о Кирилле. Он же наверняка тоже с ума сходит, я обещала ему перед сном позвонить. Перед сном… в груди щекочет. Я сегодня буду спать в одном доме с ним… О, Боже. Надеюсь, ни в одной постели.

Или… я надеюсь на обратное?

Засовываю ступни под одеяло и пытаюсь сбить себя с неуместной волны.

— А у тебя есть судимость?

— Есть, — честно отвечает он и, замахнувшись, кидает в реку подобранный где-то камень.

Есть…

Отец всегда говорит, что человек с судимостью априори не может быть хорошим. Судимость — это клеймо и не важно, за что тебя покарал закон. И я была с ним совершенно солидарна, до того как поняла, что у каждой медали две стороны.

— Сто восемнадцатая статья, — поясняет.

— Причинение тяжкого вреда здоровью по неосторожности?

Он переводит на меня тяжелый взгляд и уголоки губ кривятся в недоброй ухмылке.

— По неосторожности… — скалится. — Я хотел убить этого урода. Но не добил — не дали.

И он сказал это так… он ни о чем не жалеет.

— А что он сделал? Ну, тот, кого ты…

— Напал на девушку в темном переулке.

— То есть, получается, ты хотел ее спасти?

— Странно, да? Конченый отброс района не такое уж дерьмо. Ты, наверное, в шоке, цветочек. Прости, что развенчал этот миф.

Признаться, да. Я в шоке. Выходит, он хотел спасти девушку и из-за этого провел какое-то время в тюрьме… Я чту закон, верю ему, но когда узнаешь о таких вот случаях, очень хочется этот закон перекроить.

— И сколько ты сидел?

— Я не сидел, дали условку, еще не закончилась. Поэтому я не мог палиться с тем ножом, никак. Лерка скоро родит, а Андрюхе операция предстоит, мне их бросать сейчас нельзя. У них больше никого нет, только я. Так что извини за ту выходку, но я точно знал, что у тебя искать они ничего не станут.

— Да ладно, проехали.

Опускаю глаза, но чувствую, как он на меня смотрит. Пристально, не смущаясь, даже не пытаясь скрывать своего откровенно мужского интереса.

В конце концов решаюсь поднять на него взгляд — и он по-прежнему не отводит свой. Наши взгляды — скрещенные шпаги и один должен уступить, иначе никак.

Мне жарко под тяжестью пледа, жарко от его вопиющей близости, сердце колотится словно бешеное. Я смотрю на его губы, кусая свои, в голове полный хаос. Мне страшно и стыдно, но я так хочу, чтобы он меня поцеловал.

И он целует.

Глава 24

На секунду замираю, не в силах справиться с бешеным волнением… а потом в солнечном сплетении разгорается пожар, иррадиируя в мозг, а затем ударной волной в низ живота. Одеяло соскальзывает с плеч, еще секунда — и я буду сидеть перед ним практически голой.

Плеск воды, стрекот сверчков, мужчина напротив, который творит с моим губами какие-то невероятные вещи.

Мне страшно… мне так страшно! И как же хорошо…

Он гладит мои плечи руками — неторопливо, но очень уверенно, потом опускается ниже… а еще секундой позже мягко толкает меня на траву и, не разрывая поцелуй, нависает сверху.

Вот так? Прямо сейчас? Здесь?

С ним?!

Нет! Я не готова! Слишком быстро… Слишком… Да все слишком.

— Кнут… подожди… — язык заплетается. Тяну на грудь плед и умудряюсь отстраниться ровно настолько, чтобы видеть его очумевшие от близости глаза. Еще ни один мужчина не смотрел на меня Так…

— Пойдем домой, пожалуйста, — выходит жалко. — Прошу тебя.

Он опускает голову и дергано выдыхает.

Наверняка он злится. Нельзя так вести себя с мужчинами, я не ребенок и прекрасно это понимаю. Кнут не мягкий Кирилл и он запросто может взять меня силой, и больше всего я боюсь не его напора, а того, что даже не буду сопротивляться.

— Хорошо, пошли, — неожиданно произносит он и поднимается, находит в траве свои джинсы.

Ошарашенно сажусь и подтягиваю к себе свои тряпки, кое-как одеваюсь, «причесываюсь» пятерней. Я избегаю его взгляда, да он, по-моему, на меня и не смотрит.

Я дура. Господи, полная идиотка! Повела себя как ребенок. Школьное «возбудим и не дадим» в действии. Не надо было вообще разрешать себя целовать… хотя губы до сих пор горят, требуя продолжения.

Я больше никогда не смогу посмотреть ему в глаза.

— Ничего не потеряла? — произносит он вполне миролюбиво, так, будто вообще ничего не произошло.

— Нет, — бурчу, неверными руками сворачивая плед.

«А ведь еще бы чуть и потеряла бы» — мелькает мысль и становится неуместно смешно.

— Ну и хорошо, — широко улыбается он, от чего из груди вырывается вздох облегчения. — Идем.